А мне…
Черт побери, мне мерещилось, что с высоченного потолка незримым духом, улыбаясь и дымя самокруткой, за нами наблюдает вечно пьяный ухмыляющийся Моррисон… Я даже искал его глазами среди балок, разноцветных прожекторов и штукатурки. И что-то такое непонятное нашло на меня… Ага, значит? Не надо про Ленина? А еще чего? Так вот – очень даже надо. Надо и все тут!
Тот самый куплет…
И вместо отрепетированного запила, что должен был заменить собой нехорошее слово, я проорал:
– И жадно Крупскую целуя, не мог поднять он даже хуя!!!
– Ууууу! Хуй!!! – непонятно чему, но дружно обрадовалась толпа.
Мельком взглянул за кулисы, сквозь дым частично разглядел взбешенного Валеру, который указательным пальцем одной руки крутил пальцем у виска, а другой, словно саблей, рубил воздух. Под конец я разошелся… Нещадно терзал бедную «Музиму», словно хотел вырвать все ее электронные внутренности. Она визжала, жужжала и стонала… Таня вошла во вкус и тоже ой как разошлась, вспомнив все, чему ее научили в танцевальной студии. Трехминутную песню легко растянули на целых пятнадцать, благо припев позволял… Ведь его можно, как вы поняли, повторять до Четвертого Пришествия.
Почтенной публике наше выступление понравилось. Нам тоже.
Перед уходом за кулисы зачем-то крикнул в микрофон:
– Даешь, на фиг, прожектор перестройки!
– Вааааа, даешь! Хуй!!! – взорвался воплями зал.
За кулисами, забирая косухи, Валерыч отчитал меня… Я же, продолжая балдеть от произошедшего, отмахнулся. Залпом проглотил предложенную кем-то бутылку пива. Вторую отдал Тане.
Не сразу, но отдышались. Захотелось уединиться, спрятаться от всех.
Пошли в комнатку, выделенную нам и еще нескольким группам под гримерную… Заперлись там, чтобы целоваться, целоваться, целоваться…
На традиционной, обязательной после концерта пьянке музыканты спорили, ругались, обсуждали: кто где слажал, кто забыл две ноты из соло… Вечная рок-н-ролльная суета. Все крутились возле «приглашенных гостей». В том году, если не ошибаюсь, у нас гостила группа «Чайф» – легендарные люди с Урала. Но нам было хорошо и без них. Нам хватало друг друга.
Вышли покурить. Возле туалета нас выловили телевизионщики. Ого! В первый раз на сцене, а уже мужики с камерой, микрофон под нос суют:
– О чем ваши песни?
– Какие такие песни? – не понял я. – У нас всего одна песня… Она – про нее! – Я обнял Таню и поцеловал ее. – И про Ленина…
– А другие песни будут?
– А вам что? Этой мало? – удивилась Таня.
– Будут, – ответил я, – будут и другие… Много песен будет. И все про нее… Про Таню…
– У вас голос такой жуткий! Как вам так удается петь?
Кажется, он меня с кем-то спутал. Не такой уж и жуткий у меня голос, если прислушаться, но…
– Что?