– Давно бы уже следовало заняться этим японским муравейником, – пробормотал Соколов. Полковник насмешливо прищурился.
– Можно подумать, что после войны нашему народу только и было дела, что копаться в брошенных противником крепостях. Разве крепость на Кунашу – единственная? Знаете, сколько это дело, если браться за него основательно, потребовало бы людей и средств?
Соколов пожал плечами:
– Много, разумеется.
– То-то, что много. Ну, все? А теперь – обедать и отдыхать.
После обеда, состоявшего из лососевой ухи и тушенки с рисом, полковник отправился с Нелюдиным в радиорубку для переговоров с отрядом, а Соколов и Олешко решили прогуляться перед сном. Молча спустились они к берегу и остановились на скользких, заросших тиной валунах у самой воды.
– Отлив, – сказал Олешко. – Тишина здесь какая, прислушайся. Только птицы кричат. А солнце сияет – глазам больно. И какое чистое небо!
– Это тебе повезло, – отозвался Соколов. – В позапрошлом году мы в это примерно время приезжали сюда для инспекторской проверки, так целый месяц солнца не видали. Туманы ужасные. В двух шагах ничего не видно. Проверку за неделю закончили, а потом полмесяца загорали, ждали летной погоды.
– Будем надеяться, что на этот раз бог нас не… Ох ты, черт, смотри-ка!
Слева, над уступом почти отвесной скалы, возвышался серый бетонный колпак японского дота. Прямоугольные черные провалы двух амбразур были обращены в сторону офицеров и, казалось, разглядывали их с мрачным упорством. Олешко поежился.
– Я даже испугался, знаешь ли. Оглянулся случайно, смотрю – уставился. Неприятное ощущение.
– Эх, ты, – рассмеялся Соколов, хлопая товарища по плечу. – Нервная барышня. А вообще правильно, неприятно. Похоже на огромный череп какой-то.
– Давай проберемся к нему, посмотрим, – предложил Олешко. – Никогда еще вблизи таких дотов не видел.
Майор хотел было удержать его, но, увидев, что тот карабкается вверх по скале, махнул рукой и последовал за ним. Через несколько минут оба, отдуваясь и отирая пот, остановились у одной из амбразур. Олешко согнулся и влез в нее до пояса.
– Темно и пусто, – послышался его голос, глухой, как из бочки. – А стены толстые, метр-полтора, наверное. Ага… – Он скорчился еще больше, дернулся, и его длинные ноги повисли в воздухе. – Теперь понимаю, как сюда приходили. В задней стене был вход, только теперь он завален.
– Скоро ты там? – сердито спросил майор. Олешко продолжал бормотать что-то, поворачиваясь с боку на бок. Тогда Соколов потерял терпение