И в это время Бесс видела сон. Он был отчетлив, как свежее воспоминание. Она снова оказалась в пустой могиле Томаса, по крутым стенкам которой струился дождь, так что жидкая грязь доходила до колен. Она хваталась за скользкую землю, пыталась выбраться, но не находила опоры. Соскользнула вниз, упала навзничь в трясину, на мгновение уйдя в нее с головой. Потом села, кашляя, выплевывая грязь, стирая с глаз воду с глиной. Протерев глаза, Бесс увидела Томаса, таким, каким он был в самых страшных припадках во время чумы; он сидел напротив. Томас уставился на Бесс чудовищными выпученными глазами, обратив к ней почерневшее лицо. Она закричала и принялась карабкаться вверх, но на этот раз ее сбило тело Маргарет, сброшенное в яму. Девочка в ярости обернулась к сестре и прокричала: «Это ты со мной сделала! Ты меня убила!» Бесс качала головой, отползая прочь, и кричала, пока не лишилась голоса. Съежившись в углу, она закрыла голову руками и стала ждать смерти.
Первым признаком того, что на самом деле она жива, стало пение. Такой неожиданный и странный шум, что Бесс не сразу поняла, что проснулась и слышит настоящий звук, а не порождение горячечного ума. Она открыла глаза. На дворе был день. В очаге тихо горел огонь. Сквозь окно падал зимний свет. Краем глаза Бесс заметила движение и обнаружила, что может слегка повернуть голову. Она увидела, что песню поет мать. Энн стояла к Бесс спиной возле кухонного стола, накинув на голову шаль. Она была полностью сосредоточена на одинокой свече, горевшей перед ней. Вокруг свечи стояли незнакомые предметы. Руки Энн были подняты, словно в мольбе, ее тело слегка раскачивалось из стороны в сторону, пока она снова и снова выводила низкие однообразные ноты. Бесс не могла разобрать слова. Они звучали странно, словно на чужом языке. Эту песню она точно не слышала прежде. Мелодия, если можно было ее так назвать, была жутковатой и нестройной, но странным образом завораживала. Внезапно, будто почувствовав, что за ней наблюдают, Энн уронила руки вдоль тела и замолчала. Еще мгновение она стояла, не шевелясь, потом задула свечу и обернулась.
Бесс ахнула, увидев, что волосы матери полностью побелели. Не осталось ни единой золотой прядки. Из-за этого Энн выглядела на десять лет старше, чем всего несколько дней назад. Девушка попыталась приподняться на локте, но мать поспешила к ней.
– Бесс! Лежи, лежи тихо, малышка. Все хорошо, – сказала она, опускаясь на колени у постели.
Энн коснулась щеки Бесс и улыбнулась; дочь не видела, как мать улыбается, с того дня, когда они собирали яблоки.
– Мама, что с тобой? У тебя волосы…
– Это неважно. Важно, что с тобой все хорошо. С тобой все хорошо.
Она сжала руку дочери.
– Но