– Спасибо, да… То есть… Простите, я как-то не расслышал ваших имен… – выдавил мужчина. – Извините, отвлекся…
«Ожидая неминуемой гибели, когда распроклятое кресло взяло и вдруг пропало», – добавил он про себя.
Моравек пониже ростом кивнул.
– Оно и понятно. В этом пузыре столько всего происходит, а ведь атмосфера проводит шум.
Так оно и было. Гигантский голубой пузырь, накрывший два или три с лишним акра (Хокенберри никогда не умел определять расстояния и размеры на глаз – видимо, сказывался недостаток спортивных занятий), переполняли неведомые конструкции, соединенные при помощи хрупких мостков; ряды машин, каждая из которых превышала габаритами любое здание в старом университетском городке в Блумингтоне, штат Индиана; пульсирующие органические шары, схожие с убежавшими каплями бланманже[8] величиною с теннисный корт; медленно парящие сферы, струящие сияние и плюющиеся лазерными лучами, которые все время что-то резали, сваривали и плавили; а главное, сотни моравеков, выполняющих самые разные задания. Единственным, что смотрелось хотя бы смутно привычно – пусть и совершенно не в тему, – был круглый стол из розового дерева, окруженный шестью стульями различной высоты.
– Меня зовут Астиг-Че, – представился низенький моравек. – Я европеец, как и ваш друг Манмут.
– Европеец? – тупо повторил схолиаст.
Однажды он отдыхал во Франции, ну и в Афинах бывал, на конференции, посвященной классике. Тамошние обитатели, разумеется, отличались от людей его круга, но не до такой же степени! Ростом повыше Манмута – примерно в четыре фута – и более гуманоидоподобный с виду, Астиг-Че сверкал ярко-желтой оболочкой, напомнившей доктору гладкий непромокаемый плащ, которым он ужасно гордился в детстве.
– Европа, – пояснил роквек без тени досадливого нетерпения в голосе, – это покрытый водой и льдами спутник Юпитера. Так сказать, колыбель Манмута. И моя тоже.
– Да, конечно. – Хокенберри залился краской и, зная о том, что заливается краской, покраснел еще гуще. – Простите. Само собой. Я же помнил, откуда он родом. Извините.
– Мой титул… Впрочем, «титул» – чересчур громкое слово, скорее «рабочая функция», – первичный интегратор Консорциума Пяти Лун, – продолжал Астиг-Че.
Ученый вежливо кивнул, осознав, что находится в обществе крупного государственного деятеля или по крайней мере солидного чиновника. Мужчина понятия не имел, как называются остальные четыре луны. На исходе двадцатого – в начале двадцать первого столетия каждый месяц кто-нибудь открывал новый спутник Юпитера, во всяком случае, такое складывалось впечатление. Только кто бы стал зубрить их имена? А может статься, при жизни схолиаста их еще и вовсе не обнаружили? К тому же Хокенберри, предпочитавший древнегреческую речь латыни,