Мы поехали. Недалеко от дороги лежала брошенная Сенькой винтовка. Петя слез, поднял ее и положил рядом с собой.
– Теперь у нас с тобой уже есть две винтовки. Возможно, теперь мы не будем голодать.
– Петя, смотри! Вон там валяется его вещевой мешок, – сказала я.
– Где, где ты его видишь?
– А вот там на снегу! Видишь?
– Нет.
– Тогда смотри левее… Видишь?
– Да!
– Хочешь его взять?
– Да, пожалуй, нужно его забрать. На войне, как на войне! Он же не постеснялся выкрасть у нас лекарства, чтобы поскорее отправить твоего отца на тот свет. Да и лишние улики нам совсем не нужны.
Я увидела бордово-красную дорожку, которая на девственно белом снегу выделялась особенно четко. Значит, я его ранила. Винтовку и мешок со всем необходимым он бросил. Дай бог, чтобы он не мучился и сразу умер! А что будет, если на него нападут волки… В конце концов каждый получает то, что заслужил… Это божья кара за кровавую расправу над беззащитными женщинами и маленькими детьми, – решила я.
– Зоя! Не нужно рассказывать моей маме про то, что случилось в этом лесу. Как-никак он ее сын. Пусть живет спокойно, без угрызений совести. Ты согласна?
– Конечно! Им обоим не нужно об этом знать.
Отец и Катерина, укрывшись всем, что у нас было, лежали в телеге. У них не было сил. Они волновались за нас и в то же время отлично понимали, что если мы еще немного задержимся, то они замерзнут или, скорее всего, их сожрут волки. Наверно, их спасло только то, что волки были заняты кровавой трапезой, разрывая на куски убитую недавно лошадь.
Подъехав к нашей телеге вплотную, мы бросились к нашим старикам. Слава богу, они были живы. На радостях даже отец немного приободрился. Петя и его мать занялись сооружением костра. А я взяла на руки младенца, приоткрыла кончик одеяла, защищающий его от холода, просунула туда нос и чуть не задохнулась от охватившей меня радости. Этот маленький комочек излучал какое-то особое тепло. Не знаю, было ли так на самом деле или моя душа так истосковалась по человеческому жилью и нормальным условиям, что мне показалось, что от него исходит лучик жизни, проникающий в самую глубь моего естества, вселяя в меня уже почти угасшую надежду и уверенность в своих силах.
Петя соорудил над костром перекладину и повесил на него большущий котел, наполненный снегом.
Мое горло сжалось от голодного спазма. Я схватила пригоршню снега и засунула его в рот. Спазмы прекратились, зато внутри все захолодело. Холод снаружи плюс холод внутри – это уже было выше моих сил. У меня потемнело в глазах. В ушах появился противный звон. Я зашаталась и чуть не упала. Сквозь этот звон до меня донеслось слабое попискивание. Я вся обратилась в слух. Плакал ребенок. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я схватила его на руки и судорожно прижала к своей груди. Ко мне подошел Петя,