После капремонта и замены большей части деталей, почти весь двигатель пришлось выбросить, клятвенно пообещал больше никогда не экономить и разбить падле лицо за угробленную ласточку, поехал за справедливостью. Фома, стоял у открытых ворот, заприметил знакомую машину издали, по срокам уже ожидались разборки, топливная система разрушалась, примерно, за три или четыре месяца. Побежал прятаться за углом здания. Вылез из укрытия, на корточках пролез под окнами, немного подслушал, замерев под окном кабинета Васильевича, бегом рванул к поруганной машине. Родственник Васильевича оставил открытыми окна автомобиля, если бы только он знал, замки бы повесил амбарные.
Ущербный Homo Sapiens Фома, просунул голову и руки внутрь многострадального авто, снял с ручного тормоза, ужом выполз обратно и толкнул машину. Расшатывал, катил к дороге. По его замыслу, неуправляемый автомобиль должен был съехать на проезжую часть, авария неизбежна. Сильный ангел хранитель либо у мужика, либо у машины: колеса развернулись по, одному Богу известной, замысловатой траектории, выписав нечто похожее на знак бесконечности, машина въехала в бордюр, проскребла диском о барьер, затихла, напоровшись на придорожный камень. Фома подпрыгивал на месте от досады. Хлопал себя по толстым ляжкам и зло матерился.
Стеше стало страшно. Гузнов хотел спровоцировать аварию, жажда отомстить, подставить человека за свою же подлость, затмевала рациональное мышление. Камеры слежения запечатлели его действия, все бы выяснилось легко, кому от этого легче? Могли погибнуть люди, трасса оживленная, машин много, он в секунду нашел самое подлое решение и привел свой замысел в исполнение.
Заправка стояла на пригорке, соверши он задуманное, трупов не избежать. Васильевич вышел на улицу, хотел поговорить на счет грязных делишек с лоточной торговлей бензином, увидел, что творил Фома, все сразу понял. Подошел вплотную, вглядывался в глаза отморозка, старался рассмотреть человечность. Маленькие, глубоко посаженные, голубые, зрачок величиной с просяное зернышко, толстый, нависший лоб. Васильевича передернуло от отвращения, произнес коротко, емко:
– Тебя же, вроде, мать рожала.?Как же ты живешь, с такой гнилью, мразь? Пошел вон!
Дальше, обращаясь к остальным, попросил освободить помещение до вечера. Дальний родственник подхватил за шкирку понурого Фому, повел за заборчик. Милицию решил не вызывать. Сам, все сам! Дурака учить, только портить, но пробовать надо.
Сильные ушибы, сотрясение и сломанные лучезапястные кости обеих рук, зафиксировали у поступившего Гузнова Фомы Тарасовича в городском травмпункте. Приглашенный доктором следователь, таковы правила, не добился ответа, кто и как это сделал. Челюсть тоже была сломана, выбита часть зубов.
Писать