В дверь настойчиво звонили, открыла, рассмотрев в глазок знакомое лицо. Полина была пьяная, опухшая, грязь от туши растеклась по лицу, змеилась разводами до шеи. Задрала выше головы широкое платье, безобразно заорала:
– Как мужика делить будем? Вопрос?! Видала? Я беременная от него, слышишь тварь, ненавижу тебя! Все лучшее тебе?! На, выкуси!
Колокольным, набатным, звоном отдавались выкрики в голове, хотелось, чтобы она ушла. Смотрела на фигу, на искаженное пьяной злобой лицо, не узнавала. как могла не заметить, не понять, очевидно же, но любовь ослепила глаза. Это что же выходит, они любили одного парня, Полина не подавала вида, успокаивала, утешала. Когда успела с ним, огромный живот выпирает красноречиво. Скрывала свои чувства к нему, или позавидовала, ненавидела, сделала назло?
Мысли чехардой путались в голове. Утешила, на всю жизнь, ударила в спину, позарилась на чужое счастье. А он, как он мог? Знал, что живет, дышит, только им. Предали близкие люди, наплевали в душу. Захлопнула дверь, навалилась чудовищная усталость, ноги стали ватными, дятлом застучала боль в висках, присела, тут же, под дверью, Полина еще не угомонилась, орала ругательства, била ногами в двери. Теперь стало понятным его раздражение и сильная занятость в последнее время, ни кино, ни прогулок, поэтому не торопился с женитьбой, выбирал кого из них ударить побольнее. Ей будто глаза промыли, дождалась его, он даже не оправдывался.
– Скучная ты, серая, ничего у нас не вышло бы. И мой тебе совет, сделай аборт, подачек от меня не жди.
Позже, доброжелатели, преподнесли слух о бракосочетании Поли и Золотарева. Жгучая боль, по своему растоптанному счастью, заставила обратиться к местной гадалке. Мамина знакомая, скорбно поджимая губы, настойчиво советовала сходить к ней. Мол, многим помогла и тебе поможет. Денег не берет. Мать тоже подключилась с уговорами, наверняка, сил не было смотреть, как дочь загибается. Решила съездить, хуже не будет, хуже некуда.
Хмурый, бревенчатый, дом на отшибе, заросший одичалой малиной, выглядел замшелым и дряхлым. Корявая яблоня нависала над ним кровожадным монстром, скреблась, билась о крышу узловатыми ветками. Ветер выл в печной трубе, ухал и вздыхал, как уставший от жизни старик. Неприветливо темнели глазницы окон. Холодок липкого страха пробежал по спине. Дверь, в облезлых проплешинах коричневой краски, рассохлась, жалобно скрипела ржавыми петлями. Стеша храбро перешагнула порог.
Мрачные сени, сплошь, увешаны метелками сухих трав. С потолка клочьями свисала пыльная паутина, у стены, на скамье, ведра с подгнившими огурцами, пахло теплой болотной тиной. Давненько тут не прибирались. Прошла дальше в комнату. На окнах плотные, черные шторы. Грубая ткань, похожая на дерюгу, не пропускала солнечный