– Садись за стол, рассказывай, как с панами дрались.
На этом перебранка, казалось бы, закончилась. Царевы волки и вольные разбойнички, дружно сев за стол, принялись истреблять щедро выставленное хозяином угощение. Хмельное зелье, как всегда, незамедлительно исполнило свое предназначение. Не прошло и часа, как Лунь уже сидел в обнимку с Лиходеем, борода которого и впрямь была попорчена цепкой Андрюхиной рукой.
– Гуляй, казаки, один раз живем, – неожиданно воскликнул еще совсем не пьяный Разгуляй. Лихой хорунжий был известен тем, что сколь ни пил, а пил Митяй довольно часто и помногу, никогда не пропивал ума и крепко держался на ногах.
Выйдя на середину ханской юрты, он выхватил клинок:
– Уважь, полковник, сплясать хочу, поддержи порыв души казачьей, неприкаянной.
Погруженный в навеянную хмелем грусть, Княжич встрепенулся. После недолгих колебаний Иван решительно взмахнул рукой, где, мол, наша не пропадала. Встав напротив Разгуляя, есаул притопнул сапогом, как бы пробуя на прочность земную твердь. Как только Лиходей ударил в бубен, Митька с Ванькою пустились в пляс.
Это был не какой-нибудь пьяный кураж, а, скорей, воинственный языческий танец. Не на шутку размахивая клинками, так, что сотоварищу, уклоняясь от удара, приходилось чуть ли не стелиться над землей иль наоборот, подпрыгивать едва не выше собственного роста, казаки то сшибались грудью, то разбегались и, пройдя по кругу вприсядку, становились спина к спине, отражая беснующимися в их руках стальными змеями нападки воображаемых врагов.
Враз притихшим от такого зрелища станичникам оставалось лишь одно: удивляться, как хорунжий с есаулом умудряются не отрубить друг другу голову иль руку.
Продолжалась эта вакханалия не меньше получаса. Первым не выдержал Митяй. В очередной раз прыгнув, он оступился и со всего маха сел на задницу.
– Опять твоя взяла, – разочарованно промолвил Митька.
– Не печалься, каждому свое. Ты зато вино хлебать горазд, – успокоил его Иван, подавая руку и помогая встать. Лишь теперь станичники заметили, что дышит Княжич ровно, а на его припухшем с похмелья лице нет ни единой капли пота.
«Может, он и впрямь заговоренный?» – приуныл Рябой, наливая ненавистному гостю полный кубок. Ванька по привычке на одном дыхании осушил его и направился на свое почетное место, возле старца Матвея.
– Горазд, горазд ты парень сабелькой махать, не хуже, чем я в молодости, – одобрительно изрек Безродный, потрепав Ивана по плечу. Есаул довольно улыбнулся, но тут же помрачнел, услышав за спиной исполненный притворным уважением голос Рябого:
– А ему при нынешнем-то звании иначе нельзя.
Обернувшись, Иван заметил, что немигающий, змеиный взгляд Илюхи устремлен не на него, а на сиротливо сидящего в конце стола злобного отрока.
– О каких таких званиях речь ведешь? – спросил он с угрозой. Не слишком стойкий на вино вожак хоперцев уже немного захмелел, и любое недоброе слово теперь могло повергнуть