Передохнув минуты три, я собрался уходить, когда со стороны дороги послышался равномерный глухой стук копыт. Я замер словно заяц, боясь не то что шевелиться, а дышать. Когда в редких и маленьких просветах что-то мелькнуло, я, встав на четвереньки, подполз ближе. Рассмотреть, кто ехал, я не успел, так как взгляд уперся в огромного серого пса, настороженно рассматривающего кусты, в которых я засел. Статуя! Иначе мое состояние не охарактеризовать. В голове промелькнули картинки рабства, потом еще раз, потом еще…
Пес, постояв секунд тридцать, побежал за хозяином. Пошевелился я, только когда звуки отъезжающей телеги заглохли совсем. Бежал с максимально возможной для хромого спринтера скоростью, отталкиваясь как можно дальше здоровой ногой. Мордушка, казавшаяся раньше неудобной для переноски, теперь с легкостью влезла под мышку.
Вернувшись к реке, я нашел самый, на мой взгляд, глухой угол, где почти упал на свое мягкое место. Воспоминания вновь переносили меня к дороге. При этом сердце начинало биться так, что в ушах отдавало. Решив, что больше в сторону людей ни ногой, я огляделся. Ивовые заросли, в которых я расположился, вполне совпадали с моим представлением о временном тайном убежище. По мере отступления страха начал просыпаться голод. Успокоившись, я взял плетеное орудие моего пропитания и пошел искать, где бы его установить. Вернувшись в свое убежище, прилег, и под аккомпанемент ворчащего на нерадивого хозяина желудка сон сморил меня почти сразу. Сказались усталость и нервное перенапряжение.
Утром меня ждали водные процедуры – мордушка умудрилась переместиться глубже. Как и предполагалось, она была пуста. Рыбы глупые, но, похоже, не настолько. Позавтракав камышовыми корешками, я присел на один из наклонившихся над водой стволов ивы и задумался о делах своих скорбных.
К людям, как и другим разумным, меня ни капли не тянуло, опять же… на сырой рыбе, которую еще надо поймать, и корешках, без огня и под открытым небом… Спать, кстати, в начале лета на земле, вернее, ветках то еще удовольствие. Утром начинаешь ворочаться от прохлады и сворачиваться в клубок, вспоминая воспаление легких. К тому же, по рассказам рабов, в лесах этого мира водилось довольно опасное зверье. Уже не помню, кто из рабов рассказывал, что когда-то на территории Руизанской