Более чётко вырисовываются картины нашей жизни в заводском шлакоблочном бараке на двадцать восемь комнат, одна из которых под номером 11 стала нашей на долгие годы. Ровно столько же квадратных метров было и в самой комнате. Так что на каждого приходилось места ничуть не меньше, чем выделяют на кладбище.
Но и этому подарку судьбы мы были несравненно рады. Против прежней, сталинградской, она показалась такой просторной, словно танцевальный зал. Тем более, что под окном имелось настоящее паровое отопление – две параллельно протянувшиеся трубы сантиметров в восемь в диаметре.
Была в бараке ещё и двадцать девятая комната, расположенная в самом конце длиннющего, как пенал, коридора и приспособленная под мужской и женский туалеты. Стены уборной были испещрены шедеврами изящной словесности, ничуть не уступающей произведениям тюремных застенков. Других удобств в бараке по замыслу архитекторов и по соображениям экономии не предусматривалось.
А в коридоре, словно стражи порядка, рядом с каждой дверью стояли табуреты, на которых возвышались, извещая прохожих запахами о достатках хозяев, или керосинка, или примус или керогаз или другой какой-нибудь нагревательный прибор типа популярнейшей в военное время электроплитки. Поэтому в коридоре нашего барака всегда что-то шипело, бурлило, скворчало, убегало и подгорало, варилось и жарилось, выделяя дразнящие и дурманящие запахи пищи и горелой картошки. Как правило, из-за дверей постоянно доносились раздосадованные голоса, разбавленные отборным матом.
Только глубокой ночью в коридоре наступала тишина, да и то на три – четыре часа, потому что рабочий люд просыпался задолго до заводских гудков.
Барак длинный и похож на конюшню, с той лишь разницей, что вместо лошадей в стойлах обитали люди. Был он частью третьего участка семьстроя, посёлка, отдалённого от завода километра на три. Почему «семьстроя» – никто не знал. Строили его в свободное от работы время и по выходным, если они бывали, и потому этот безрадостный труд назывался самстроем. Однако самостоятельно в строй становиться никто не хотел, и «сам» заменили на «семь». Утёрли, так сказать, сопли начальству.
Расположен барак в северном углу посёлка и примыкает почти вплотную к небольшому болотцу, за которым с давних времён стоит ржавый железный забор, опоясывающий территорию плодоягодного сада. Сад экспериментальный и принадлежит сельскохозяйственному институту. Охранялся он бдительно, но кто может остановить изголодавшуюся по фруктам детвору?
Впоследствии эта роскошная плантация стала