Если мы с Маней ещё как – то сопротивлялись голоду, то Коле было это не под силу. Он совершенно иссох, как когда-то я, страдая от приступов малярии. Жесточайший понос изматывал его до предела, прямая кишка вываливалась наружу, и я, оставаясь с ним один на один, с трудом вправлял её назад, подавляя непрошеную рвоту.
Приходил фельдшер из соседней деревни, прописал больному какую-то микстуру, но она помогала Коле, как мёртвому припарка.
Как – то раз, вернувшись домой после очередного набега на сусликов, я наткнулся на висячий замок на входной двери. Запор для меня не был помехой, и я по потайному лазу уже через минуту оказался в доме. Бросив взгляд на кровать, где лежал брат, я сразу же определил, что он скончался.
– Отмучился, сердешный, – только и сказала тетя Наташа с грустью, и перекрестила покойника.
Похоронили Колю на деревенском кладбище, обозначив свежую могилку самодельным берёзовым крестом.
Только через тридцать лет мне удалось побывать в этих местах. И тоже по весьма печальному случаю. Старший брат моего отца, Николай Михайлович, всю жизнь проживший в Азербайджане, измученный ностальгией, вернулся в родные места, на родину своих предков, и умер в одночасье.
После похорон дяди я долго бродил по запущенному, густо заросшему разнотравьем и кустарником кладбищу, пытаясь отыскать Колину могилку, но тщетно: время старательно вылизало не только места захоронений жертв пост – военных последствий, но и постаралось стереть из памяти воспоминания о них.
Никто из деревенских не смог указать на его могилку, как будто Коли никогда и на свете – то не существовало.
Глава вторая
Заглядывая в прошлое, вспоминая события многолетней давности, мы подсознательно прокручиваем в хронологическом порядке их влияние на нашу дальнейшую жизнь. И вольно или невольно желаем выдать прошедшее в позитивном плане. Подтасовка фактов, лакировка действительности – производные существующего строя. Я тоже заражен этим социальным вирусом, поскольку являюсь продуктом развитого социализма.
Наткнувшись