Во время возвращения на родину, уже осенью сорок пятого года, часть Медведцева зашла в Югославию, где находилась приблизительно месяц. В ноябре сорок пятого Медведцев обнаружил, что из двадцати трех картин в его распоряжении оставалось только двадцать две. После расспросов с пристрастием было выяснено, что один из подчиненных Медведцева, гвардии рядовой Волокитин, затосковал в поезде по оставленной в Белграде девушке Снежане, написал ей письмо и отправил ближайшей оказией по адресу. Вся изюминка заключалась в том, что, не найдя в поезде бумаги, он покопался в чемодане интенданта, где всегда можно было найти какой-нибудь чистый бланк. Чистых листов он не нашел, зато обнаружил целую пачку маленьких рисунков капитана. Решив, что так будет даже пикантнее, он выбрал самый, по его мнению, интимный рисунок, на обратной стороне которого и написал возлюбленной Снежане свое письмо. Этот поступок был раскрыт Медведцевым лишь в тот момент, когда состав с техникой его части уже заходил на Белорусский вокзал. Простой поступок влюбленного гвардии рядового Волокитина лишил мир возможности лицезреть творение Гойя, так как теперь можно было быть уверенным в том, что шестьдесят лет назад «Маленьким ныряльщиком» либо растопили югославскую печь, либо уничтожили еще более кощунственным способом. Как бы то ни было, картина пропала, и надежды обнаружить ее в частных коллекциях приравнялись к нулю.
Вот такая душераздирающая история, где переплелись любовь, искусство и война...
Далее пошли новости спорта, но Полетаев их уже не слышал. Всю ночь, терзаемый смутными сомнениями относительно услышанного, Николай Иванович маленькими глотками пил коньяк, ходил с первого этажа на второй, со второго на третий и никак не мог понять, что его могло так встревожить в банальном репортаже последних новостей. Ну, имели картины. Ну, подарили. Козлы, конечно, потому что могли бы и поменять на долги страны. Лично Николай Иванович так бы и сделал. Да заодно еще и поторговался бы, поясняя педантичным немцам, что после такого подарка не мы Германии должны, а она нам. Не много, но должна. Николай Иванович любил, чтобы кто-то постоянно ему был должен мелкие суммы денег. Давать взаймы крупные опасно – могут не отдать. Сам Николай Иванович, к примеру, никогда не отдавал. А мелкие – от них не обеднеешь и не разбогатеешь. Зато человек, который никак не может вернуть тебе двадцать-тридцать тысяч долларов, никогда не станет разговаривать с тобой через губу или давать отказ на трудновыполнимую просьбу. В доску разобьется, но выполнит.
«Кажется, старею...» – подумал тогда Николай Иванович, усаживаясь в кресло между вторым и третьим этажами. С десяти часов вечера вчерашнего дня и до самого рассвета он намотал по дому добрый десяток километров. Теперь, когда ответ так и не был найден, он подумывал о том, что пятидесятилетний организм начал давать сбои. Десять лет назад... да чего уж там – пять лет назад он, просмотрев новости, спокойно