И вот она без сна лежала, вслушиваясь в скрипы и шорохи. Это были всего лишь звуки, которые издает старый дом, однако так легко поверить, что слышишь топот ножек маленького волшебного народца. Джулия припомнила, как однажды в детстве, услышав скрип ступенек, закричала родителям:
– Что там скрипит? Я боюсь.
Отец поднялся к ней в комнату, принеся с собой запах дешевого пива, смешанный с кислой вонью шкур.
– Не бойся, дочка. Дома ведь тоже живые. Они, словно люди, ворочаются перед тем, как уснуть. Это просто скрипят старые косточки нашего пристанища. Дом желает тебе спокойной ночи, малышка.
Он умер, когда Анна уже родилась. Что ж, по крайней мере, она успела увидеться с дедушкой, хотя и не помнила этого. Он обожал внучку, с удовольствием возился с ней, и ему не надоедали ни бесконечные смены подгузников, ни пролитые на пол каши, ни бесконечная игра в «коняшку» на его коленке.
Как бы Джулии хотелось, чтобы отец был сейчас здесь. То есть ей, конечно, не хотелось, чтобы он тоже страдал от произошедшего, но с ним было бы легче. Джулия скучала по нему. Она очень-очень скучала. Мама тоже скучала, но иначе. Мать была еще жива и несла свой крест, в каком-то смысле даже худший, чем у отца. Болезнь Альцгеймера съела весь ее разум, поглотила память, превратив ее из личности в снулого, бессмысленного моллюска. За ней нужен был постоянный присмотр, и она жила в пансионате по соседству. Джулия регулярно ее навещала, но это было тяжело. Мать все реже понимала, что держит за руку собственную дочь.
Родители оба оставили Джулию, и точно так же поступал теперь Брайан. Значит, ей придется справляться со всем одной.
Джулия нащупала у изголовья сотовый. Вдруг каким-то немыслимым образом она умудрилась проспать звонок Уинн?
Вытянув руку, включила бра над своей стороной кровати.
На комоде осветилась рамка с тремя фотографиями. Эту рамку Джулии подарила на Рождество Анна, и они вместе целый час пересматривали альбомы, выбирая подходящие. На всех трех была Анна: новорожденный младенец, малышка на руках у Эдны, сидящей на диване в их старом доме, и, наконец, вместе с Брайаном и Джулией у синих дверей яслей.
Боже, до чего ужасно было оставить там ее в первый раз! Джулия словно утратила чего-то, сделалась неполноценной, лишилась части самой себя. На работе она тогда проплакала целый день. Кое-как дотянула до обеда, а затем, сказавшись больной, понеслась в ясли. Лишь обняв и поцеловав Анну, вдохнув ее запах, она вновь стала собой. И тогда же поклялась, что никогда не покинет свою дочь.
Но на следующий же день сделала это. Потом на другой день и на третий. В конце концов Джулия привыкла к этим расставаниям, хотя никогда не прекращала скучать по Анне.
Она внимательно посмотрела на фото. Оно было сделано в тот самый первый день. Анне едва исполнилось три месяца. Заплаканная Джулия, державшая дочку на руках, выглядела потерянной и уставшей.