Когда я очнулся, одноглазый фанатик, весь перепачканный кровью, как раз перерезал бедняге Хэлдону глотку. Вокруг валялись шесть трупов закутанных с ног до головы в плотные чёрные плащи людей с эмблемой секты, безвкусного изображения перечёркнутых рогов. Гигант Хэлдон, отбиваясь от превосходящих его числом безумцев одной лишь отломанной от забора неподалёку доской с гвоздями, должно быть, наносил сокрушительные удары своим импровизированным оружием, защищая меня, рогатого «демона», как наверняка выкрикивали сектанты, не смотря на то, что он, Хэлдон, теперь тоже видел мои рога и знал (ибо секта разраслась и опутала своими мерзкими скизкими щупальцами умы большинства людей), что я не обычный человек, а вероятно являюсь «нечистым», и смерть моя должна послужить во благо миру, отменяя Конец Света. Но он ринулся мне на выручку, поскольку считал меня своим другом, не думая о себе, как герой, как самоотречённый безумец, как истинно правильный человек. И поплатился за это жизнью. А ведь у него только родился долгожданный сын! Как ему теперь расти без отца? Собрав в кулак всю свою ярость и боль потери, я что есть сил напряг свою ауру и поглотил одноглазого, наслаждаясь трестом и хрустом его костей, перемалывающихся в пыль, мстя и за самого себя, и за Хэлдона, и за его маленького сына.
* * *
Помотав рогатой головой, увенчанной короной, стряхивая воспоминания о давно минувших днях, я направился к Мэлу за ритуальным ножом для жертвоприношения. Минотавр встретил меня хитро прищуренным взглядом.
– Жертвоприношение начнётся через десять минут. Ты готов? – спрашивает он, протягивая мне причудливо зазубренный нож, и продолжая сверлить меня проникающим в самую душу взглядом мудрых, и вместе