«Сердце свое отдаю Сакре-Кёр»
В 1847 году в кафе «Амбассадор» на Елисейских полях собрались авторы песен Эрнст Бурже, Поль Анризо и Виктор Паризо. Там проходил вечер шансона, и они то и дело с удовольствием обсуждали исполнение своих собственных композиций. Но, когда принесли счет, они возмутились. Кафе, в котором исполняются их произведения, могло бы хоть как-то отблагодарить авторов этих произведений! Почему, собственно, они должны платить? Дело дошло до суда, и, ко всеобщему изумлению, авторы песен выиграли дело. Так впервые было признано существование авторских прав – права автора на оплату его труда. На самом деле закон приняли не сразу, потребовалось время и определенные усилия, однако исполнители и авторы песен должны быть благодарны господам Бурже, Анризо и Паризо. В 1851 году была основана первая в истории ассоциация SACEM (Сообщество поэтов, композиторов и издателей музыки); в Британии подобная ассоциация образовалась в 1914 году.
Изобретение Эдисоном и Беллом предшественника граммофона – фонографа (который французский конкурент американцев Шарль Крос немедленно взял на вооружение) указало дорогу к индустриализации музыкального мира. В декабре 1877 года человеческий голос был впервые записан на покрытый оловянной фольгой цилиндр. Говорят, Томас А. Эдисон лично исполнил детскую песенку «У Мэри была овечка», впрочем, запись получилась жуткой.
Песен первое время почти не записывали – из-за неприемлемого качества. Ситуация улучшилась к 1902 году, когда появились покрытые воском пластинки. Сперва они крутились со скоростью 140 оборотов в минуту, затем скорость снизили до 78 оборотов. Уровень шумов и качество первых записей были жуткими: мы, избалованные современной техникой, вряд ли смогли бы все это перенести. Но уже к 30-м годам качество записей достигло приемлемого уровня.
А во времена belle époque магазин пластинок напоминал ресторан, предлагающий блюда «на вынос». Клиент заказывал нужный ему номер. Оркестр в зале за перегородкой исполнял его для записи. Клиент получал свою пластинку и уходил довольный. Некто Шарль рассказал в своих воспоминаниях, что некоторые произведения записывались до двух тысяч раз, причем в день он успевал записать до восьмидесяти пластинок.
Авторские права и фонографы, электролампы и телефоны, велосипеды, автомобили, метро… Техника развивалась молниеносно. Пробудившись от кошмара Коммуны, Франция попала в пьянящие объятья прогресса. Прекрасное время, писали журналисты, belle époque. Все казалось возможным: путешествия с научными целями, объехать вокруг света за 80 дней… Всемирные выставки следовали одна за другой, словно бесконечная процессия цирковых лошадок; всего сто лет назад снесли Бастилию – и вот уже возводятся ажурные металлические конструкции главного символа технического прогресса – Эйфелевой башни.
«У Эйфелевой башни мерзнут ноги», – пел Жак Дютрон в «Пять утра, и Париж просыпается» (Il est cinq heures, Paris s’éveille, 1968), не знаю, мерзнут ли у нее ноги, но открывающаяся от Сакре-Кёр панорама позволяет видеть: парижская «железная