– Вставай, приехали, – старческий голос над самым ухом выдернул меня из дремы.
Чья-то рука неласково потрясла за плечо. Еще не до конца определившись, в нави я или в яви, попыталась сесть. Не тут-то было. Отечественные плацкартные вагоны коварны: в проходе тебя поджидает галерея из дырявых носков и просто голых пяток, санитарные зоны наглухо закрывают самую вожделенную из дверей, а на полках второго яруса нельзя сесть. Только скрючиться вопросительным знаком и сползти вниз. Увы, про последнюю особенность я забыла. Отчего мой лоб душевно поздоровался с багажной полкой, на которой обычно хранятся матрасы с завернутыми в них одеялами и подушками.
– Ой, ё! – выдала я вместо утреннего приветствия.
– Спускайся. Я нам чай заказал. Через час будет Москва, – старик был сама информативность.
Сонно огляделась вокруг. Провела ладонями по лицу в тщетной попытке заменить этим жестом полноценную процедуру умывания и помотала головой. Как ни прискорбно признавать, но старик был прав в одном: пора приводить себя в порядок.
«В столицу же приехали как-никак, – усмехнулась про себя, – надо соответствовать высокому статусу нерезиновой». С такими мыслями начала скручивать волосы в тугой узел, чтобы спрятать их под кепку.
Первопрестольная встретила нас суетой людских водоворотов, спешкой и шумом, снующими в толпе щипачами и провинциальными ротозеями, впервые прибывшими в столицу.
К моему счастью, Дейминго-старший к последним не относился: он так шустро заспешил к выходу, что я едва за ним поспевала. Когда мы добрались до метро, то, помедитировав на карту подземной паутины, определились-таки с дальнейшим маршрутом. Как оказалось, наш путь лежал в один из спальных районов. Не центр, но и не окраина.
Двойная удача состояла и в том, что хозяин квартиры, а по совместительству и друг моего «горячо любимого» (что аж задушить его в объятиях порою хотелось) свекра, оказался дома.
Маг, открывший дверь, – чистокровный человек – был морщинист, словно запеченное яблоко, и лыс, как коленка. Единственной растительностью на его лице являлись густые брови, к слову, абсолютно седые. По ходу нашего рассказа за рюмкой чая на кухне, хозяин их столь выразительно то хмурил, то поднимал вверх, что создавалось ощущение, будто для выражения любых эмоций ему достаточно лишь этой части его лица.
– Что я вам могу сказать? – подвел он итог разговора. – Судя по тому, что инквизиция действует столь нахраписто, – дела плохи. Пока пересидите у меня, а я попробую разузнать, в чем же обвиняют твоего племянника и вашего, барышня, мужа.
С этими словами хозяин покинул квартиру, а мы со свекром, как два рассерженных манула, предпочли хотя бы видимость коммунальной изоляции и разошлись по разным комнатам.
Бродя