Оба приятеля сели на чурбачки перед открытой дверцей печки. Жора разлил из ковшика по стаканам. – На, будешь? – предложил Жора Ивану Сергеевичу. Тот понюхал и брезгливо поморщился. – Ну, как хочешь. – А завтракать вы не собираетесь? – спросил Поливанов. – Не-е, мы не хотим, – замотал головой Вовик и прикурил от уголька папироску. – Чифирь, он, как сметана, от одного стакана сытым становишься.
Иван Сергеевич – с таким лицом, какое бывало у него на собраниях, когда слышал в свой адрес от коллег-сослуживцев всякие слова типа «индивидуалистического отрыва и рваческого творчества» – молча отобрал у приятелей ковшик, вылил в ведро остатки заварки и взялся готовить кашу. Жора с Вовиком внимания на него не обращали. Дымили папиросами и думали о своем.
В таком же насупленном молчании Иван Сергеевич позавтракал. Поднялся наверх в свой кабинет. Часа через два снизу раздался по-хамски громкий голос Жоры: – О-обед готов! О-обед гото-ов! Пошли обеда-ать!..
Поливанов нервно передернулся, он шмякнул на стол массивный справочник, вслух выругался. Шлепая тапочками по ступенькам, спустился вниз. – Чего вопишь? – накинулся он на Жору. Жора стоял у плиты, повязанный фартуком и помешивал в кастрюле половником. – Какой обед? Я только что позавтракал. Черт возьми! Мне работать надо! – Во-о врать… Работать ему! Папаш, ты ж говорил, что на пенсии, – Жора искренне не видел никакой своей вины и улыбался на все тридцать два зуба. – А мы с Вовиком думаем, пора уже обедать, что-то жрать хочется… Ну, как хочешь, если сытый, семеро одного не ждут.
Поливанов вздохнул и покачал головой. – Я не для того строил себе этот дом, чтобы всякие латрыги мешали мне работать. Это вам не гостиница и не туристский кемпинг. Ясно?! – Ну чего кричать-то, – миролюбиво, со смиренным видом сказал Жора. – Конечно, ты нас можешь попрекать, можешь выгнать прямо под дождь. Ты, так сказать, при полном праве… А я вот из трех блюд обед сварганил, – показал Жора на кастрюли. – Что тебе, пообедаешь да полезешь опять к себе на чердак дальше изобретать… Вот, гадом, папаш, буду, а после такой супешки ты, верняк, что-нибудь путное изобретешь. Изобрети, например, такую штуку. Сажаешь, значит, человека в кресло, ну, как у зубного врача. Потом подсоединяешь ему куда надо всякие провода, врубаешь ток вольт под тыщу. Чтоб этого мурзика всего бр-р-р… – Жора затрясся всем телом, показывая, как он это представляет. – И выходит после такой процедуры человек, как на ничку вывернутый, весь чистый, как говорила моя бабушка, точно слеза боженьки… весь благородный, прямо Иван-царевич. И ни дури в нем никакой, ни подлости. Ни жмотничества. Короче, форменный ангел… Тьфу, гадость какая в голову лезет, – Жора сплюнул и растер плевок подошвой. Заметив, что Поливанов слишком долго взирает на мусорное ведро, полное выпотрошенных банок из-под тушенки, успокаивающе сказал: – Да ладно, не жились, папаш. Мы вот с Вовиком доберемся до Севера и вышлем тебе оттуда какой хошь консервы. Там, я знаю, ее полно. –