– А! – махнула та рукой. – Ему же этот закон не писан… Проломил дыру в заборе и лазит через мой огород. И это еще не всё… – Женщина приблизила ко мне лицо и продолжила: – До сих пор не могу понять, кто же из них на самом деле сидит. Сначала будто бы Пашка сидел, а теперь даже и сказать не могу.
Старуха глубокомысленно замолчала, прижав ладонь ко рту.
– Через забор, значит, прыгает, – рассуждал я, уточняя информацию.
– В дыру лазит, – поправила женщина. – Я уж отступилась, не стала заделывать: стукнет по голове полешком – и поминай как звали. Он же больной, а с больного какой у нас спрос. Подержут да выпустят.
– А что у него за болезнь?
Старуха замялась. Точного названия она не помнила. Знала одно, что Гошку держали на «вытяжке» не особо долго: подержут «маненько» – и опять выпустят.
– То ли крыша у него поехала, – напрягала она мозг. – А может, он ссался у них, но точно помню, что в армию он не ходил.
– Значит, не опасен, раз выпускают, – предположил я.
– Какой там! – Лидия Алексеевна взвизгнула. – А забор! А за стеной шурудит! Кирпичами! У нас же дом-то единый! Через стенку живем!.. Не знаю, не знаю, но я бы, например, задумалась – для чего кирпичи-то ломать?!
Поговорив еще минут десять, я с трудом распрощался с ней. Лидия Алексеевна взяла с меня слово, что милиция непременно задумается над поведением близнеца.
Визит по старому месту жительства не радовал, поскольку психически больной обострял проблему. События последних дней, включая стрельбу, – все это могло быть делом рук Гоши, с которого как с гуся вода. Отлежит свое в стационаре и снова выйдет.
На остановке я вошел в троллейбус и отправился в РУВД, собираясь поделиться информацией с Вяловым и Блоцким. Скорее всего, они не знали про братца-кролика. Кроме того, хотелось увидеть Петра и заглянуть тому в похмельные очи. Как ни крути, Петька был моим другом, и если бы он спился, то это было бы печально.
Глава 11
С приближением лета в следственном изоляторе сделалось душно. Как результат, у некоторых из подследственных поехала крыша. Они, эти некоторые, ухватились вдруг за администрацию, приводя в уныние своими замашками. Одному, например, казалось, что вот-вот наступит конец света, в связи с чем следовало заказать молебен. Другой решил, что в камере, где он сидит, зреет заговор против правительства.
В оперативной службе СИЗО чутко реагировали на все эти слухи. Записавшихся на прием к начальству терпеливо слушали. Один такой, Коньков его фамилия, попал на прием к оперативнику Сковородкину и понес ахинею. Что характерно, подследственный – он числился теперь за областным судом – наверняка верил в то, о чем говорил. Лежа на тюремной «шконке», он вдруг решил, что зреет заговор, направленный на свержение власти в следственном изоляторе.
– Гражданин капитан, посудите сами, – говорил Коньков, – для чего мне косить? Для чего мне это