– Я сейчас супчик тебе погрею: – Ирвин отодвинул внучку от холодильника, извлёк оттуда кастрюльку и поставил на конфорку, потянулся к каминным спичкам, но рука замерла в воздухе.
– Что такое? – Лера нетерпеливо заглядывала через плечо.
Молодая и Юная Смерти с недоумением поглядывали на Ирвина из-за порога.
– Почему он остановился? – не выдержала Юная.
Старуха заскрежетала зубами. Она сидела на табурете у плиты и по-хозяйски тёрла ладонью газовую трубу.
– Прочь пошла! – заругался Ирвин. – Ослиные потроха!
Материться он отучился, когда, выйдя в отставку, устроился преподавателем в высшее учебное заведение на кафедру военного дела. Скольких учеников порекомендовал на достойные места… В течение двух десятков лет преподавания, к нему неоднократно приходили бывшие товарищи, занявшие места в руководящем составе боевых подразделений, просили посоветовать кого смышлёного. Он и советовал… А теперь Лера смотрела, как Ирвин грозит пустому табурету кулаком.
– Дедушка, ты в порядке? – взволнованно спросила внучка.
– Да, не обращай внимания. Я человек одинокий, вот сам с собой… – Ирвин отошёл от плиты.
– Может, лучше я? – Лера подошла к конфоркам, и Ирвин увидел, как Старуха с наслаждением вдохнула аромат внучки.
– Нет, – Ирвин резко оттолкнул девушку, так что та ударилась об угол стола.
– Больно! – Лера потёрла ушиб.
– Прости-прости, – Ирвин ухватил её за руку. Окостенелые пальцы деда поскребли-погладили её кисть.
– Лучше в комнату пройдём. Там компот открою, печенье из буфета возьмём. Я уж знаю, вы, молодёжь, перекусами живёте, супы там всякие не признаёте.
Они вышли с кухни, и Лера уселась на диван, как раз меж двух Смертей – Молодой и Юной.
Ирвин запыхтел.
– Не возьмёте, не позволю.
– Уступи ей жизнь, – прошептала ему на ухо Старуха. – Тебе на что? Жизнь одна. А вас двое…
Ноги подкосились, и Ирвин опустился в своё кресло.
«Ради внученьки», – подумал он и внутренне почти примирился с уходом. Молодая Смерть подсела на подлокотник, готовая заключить старика в свои пряные объятия.
Взгляд Ирвина замер на внучке. Из глубин памяти, навстречу собственному образу, заключённому в Лере, вышла любимая супруга. С момента смерти она жила только в Ирвине, воспоминания о ней старик хранил с особой тщательностью, часами перебирая их, как пыльные семейные альбомы.
– Не верю, – его шёпот обжёг Старуху.
– Леда, ты говорил про печенье. Если устал, я сама достану, – напомнила Лера.
– Нет-нет, – суетливо ответил старик. – Сиди здесь, ничего не трогай. Я всё принесу.
– Может, на кухне?
– Здесь сиди! – повторил Ирвин уже раздражённо. – И не трогай ничего.
Он вернулся скоро, как ему показалось. Быстро открыл банку с компотом, разлил по чашкам, выложил на тарелку печенье,