Этого не должно быть.
Сбежать по маленькой лесенке, прогремев на каждой ступеньке железными носками рабочих ботинок, – дело десятка секунд. Остановиться на крутом повороте, уцепившись рукой за поручень – в лучших традициях Катьки у пилона. И увидеть…
Как Линь с искривлённым лицом корчится под лестницей, захлебываясь сдавленным криком.
Как дрожащие пальцы этого ангела во плоти пытаются справиться с зажигалкой и не могут, сбивают какую-то серебристую планку, и весь механизм сыпется на пол.
Как в ее ладони, напряженной до предела, беззвучно ломается сигарета.
И пульс в ушах начинается играть тяжелый рок ярости. Так можешь ты себе ответить сейчас, Александр Валько, почему та, которую ты любишь всей душой, сейчас смотрит на тебя с таким ужасом в светлой радужке? Из-за того, что тут стряслось за этот час или из-за тебя самого?..
Не подходить. Не обнимать. Не прикасаться.
Изомнешь, как цвет, сломаешь эти хрупкие плечи.
Психологи правы. Вспыхивает соломенная кукла, но даже не от огня, а от воткнутой в тело иглы.
– Что случилось, Линь? – выдавил Санька, отступая на шаг и впечатываясь спиной в стену.
– Батарея… пятая… взорвалась… – Линь всхлипнула и вдруг, что есть силы, швырнула на пол зажигалку и растерла в руках сломанную сигарету. Ее плечо прошила короткая судорога.
Санька молчал. Обнять бы… Нет. Нельзя.
– Ты куришь? Не знал.
– Аритмия, – тихонько шепнула Линь, и протянула Саньке руку. – Прости. Я знаю, сигаретами сердце не лечат…
Санька молча смотрел на протянутую ему руку. Душа ухнула из огня да в полымя, от пятисот по фаренгейту в абсолютный ноль космоса. Критиканом, значит, я стал, да? Хорошо. Допустим, про аритмию я догадался и сам. Хорошо, курят сейчас все. Почти. И рад, если не синтетическую гадость.
– А это что? – Санька, уже не контролируя себя, схватил девушку за запястье и отдернул рукав халата.
Линь коротко вскрикнула, пытаясь вырваться. Ее кисть плотно обхватывал черный ремешок с блестящими заклепками.
– Так ты еще рокер-байкер и хрен знает кто… – протянул Санька. – Ну, чего я еще о тебе не знаю?
Линь на миг замерла. В ее глазах, обращенных на Саньку, неумолимо поднималось высокое. Твой немой вопрос мне ясен без слов: с какого перепугу ты вообще должна мне что-то про себя рассказывать? Не знаю. Но, кажется, должна.
– Кто. Пускал. Батарею?
Линь стиснула зубы, но не отвела взгляд.
– Ты?
– Да.
– Значит, нечего реветь, – говорил Санька, и чувствовал, как готов удавить сейчас сам себя. – Я просил вас всех подождать.
Линь замерла на вдохе. Ничего,