– А я бригадир, – продолжал Меченосец, – кто, кроме меня, может защитить бригаду? Пошел я к этому начальнику и спрашиваю: «Почему нашу бригаду лишили премиальных»?
– А ты кто такой, чтобы мне вопросы задавать? – вопросом на вопрос отвечает начальник.
– Как это кто, – обиделся я, – я все-таки бригадир.
А начальник мне и отвечает:
– Был бригадир, да весь вышел.
– Это как это вышел, – спрашиваю я.
– А вот так и вышел, – отвечает он мне, – сегодня я подписал приказ о твоем освобождении от руководства бригадой.
– Это какой еще приказ? – возмутился я.
– А самый обыкновенный, которых я подписываю не один десяток в месяц, – отвечает он мне.
И тогда я не помню, как схватил этого начальника за грудки, да как шарахну его об стену. Прибежал тут его зам, я и его по башке оприходовал.
В общем, отвезли вашего родственничка в кутузку, и как ни боролась за мое освобождение бригада, упекли меня, дальше некуда.
Рассказ Меченосца вызвал у родственников реакцию, при которой посыпались из них осуждающие высказывания в адрес отдельных руководителей и власти в целом.
– А куда же смотрела власть, – задала вопрос Наталья.
– А чего ей смотреть, – за Меченосца ответила Ольга, – сами катаются, как сыр в масле, а до простых людей им и дела нет.
– Совсем правды не найти, – тяжело вздохнув, согласилась Авдотья.
– О какой правде ты говоришь, – продолжила возмущение Наталья, – ее как не было, так и нет.
– Нет, до войны было посправедливей, – призналась Авдотья.
– Не знаю, как до войны, а теперь совсем житья нет, – произнесла Ольга, – слыхано ли дело, победителя в тюрьму сажать.
– Да, уж, – согласилась с ней Наталья, – человек кровь за Родину проливал, а его в кутузку.
В общем, возмущению не было конца, и только Архип молча наблюдал за происходящим, да трехлетний Петька сидел на руках у матери и, открыв рот, внимательно слушал рассуждения взрослых. Иногда он смотрел на Меченосца, и тому казалось, что взгляд у мальчонки не любопытный, а осуждающий.
Поругав власть, родственники выпили по последней, и Архип увел свое семейство домой.
Эта ночь для Меченосца оказалась бессонной. Во—первых, потому, что его вранье не приносило ему облегченья, а, во—вторых, потому, что нахождение на свободе требовало от него скорейшего разрешения полового вопроса.
Следующий день начался с пения петухов, от которого Меченосец за прошедшие годы совсем отвык. Проснувшись с больной головой, Меченосец отпил из банки рассольчику и, выйдя во двор, присел на подготовленное к распиловке бревно.
– Хорошо дома, – подумал он, – но вряд ли я смогу здесь задержаться надолго. За прошедшие годы здесь ровным счетом ничего не изменилось.