– Почём я знаю, что ты тот, за кого тебя приняли, а? Не всякий слуга тьмы может быть мне интересен.
Собеседник недовольно покачал головой и процедил вполне себе деловито:
– Быть собою – вообще искусство, главное – остаться людьми. Это вовсе не безрассудство, это правильно, чёрт возьми. Мы душой остаёмся прежними, уж такими, какие есть. Безмятежность – удел мятежников, риск – удел сохранивших честь. Или ты не согласен, император?
Райнхард жёстко осклабился – нисколько не взволновавшись при этом.
– И это весь трюк? Тогда с меня достаточно. Исчезни.
Призрак сделал двумя руками размашистый и резкий жест отчаяния, совсем по-человечески и в манере буйного основателя галактического рейха, если припомнить архивные записи…
– Проклятье, Райнхард, сегодня единственный шанс поговорить, я таскался пятьсот лет по своей империи, дожидаясь, пока ты наконец появишься, я восемнадцать лет носился следом за тобой, пытаясь хоть что-то тебе подсказать, я воспользовался той неразберихой, что началась после твоего прощания с Кирхайсом – и всё только затем, чтоб ты отказался разговаривать? Проклятье, я не могу допустить, чтоб республика прикончила и тебя – отодвинь же свои амбиции и хотя бы выслушай! – всё выглядело так, будто собеседник и впрямь ощущает сильную горечь.
Молодой император внешне беззаботно пожал плечами – без плаща и мундира у него это выглядело тоже величественно.
– Ну и что такого важного я должен услышать? Даже будь ты тем, за кого себя выдаёшь – моё отношение к нему он знает, да только какая ему от того польза?
Призрак эмоциональным жестом хлопнул себя ладонью по лбу, будто человек, заметивший то, что раньше не видел.
– Ну да, я бы его месте вёл себя также, – прошипел он гораздо тише, так человек бормочет вполголоса себе под нос, – да ещё и не в одиночестве. Всё же приятно видеть преемника намного лучше себя, однако, – он сделал пару шагов ближе и продолжил столь серьёзно, что уже никто не сомневался в легитимности говорящего. – Райнхард, я действительно знаю, о чём говорю. Вспомни как вы с Кирхайсом убежали от чужой охраны и спрятались неподалёку от моей статуи. Ты тогда ещё выстрелил в небо, а потом позвал Кирхайса за собой, ты ж это помнишь, хоть никому и не расскажешь никогда! Это я потом подсунул тебе дубину на тротуар, которой ты огрел насильника в ваше следующее ночное путешествие – проверял, сколько у тебя разницы между словом и делом. А ещё кто-то, контуженный взрывом от трости Лупстрока, тут же распил со своим другом вина за то, что картина с моим ростовым портретом