Сейчас я начал понимать, что чувствую его запах, словно в этом запахе весь он. Я не могу рассказать что-то конкретное из его жизни, но его мироощущение чувствовалось через скользящий звук запаха. Он пах водкой, колбасой и старой залежавшейся одеждой, ещё немного пóтом и табаком. Запах был отчетливый и никуда не пропадал, как все остальные или этот запах газа там, на горе обломков.
Я взглянул вниз – посмотреть, здесь ли собаки? Эти окна выходили в другую сторону, противоположную крыльцу. На мгновение меня окутал страх того, что сейчас эти собаки ищут способ проскользнуть в здание. А вдруг где-то есть открытое окно или запасная дверь? Я же не обошёл всё здание, да и в темноте мало что разглядел. Дрожь прошлась по затылку странным холодком, и мне волей-неволей пришлось оглянуться, чтобы убедится, что никого нет. Свет прожектора убедил меня в этом окончательно.
– Эй, молодой, – сказал пожилой мужчина таким тоном, что мне стало неприятно. – А ты-то как здесь оказался? Что-то не припоминаю тебя. – Он почесал голову.
– Я тебя тоже не знаю. Если честно, я вообще не помню, что было до того, как я оказался тут. – Я начал смотреть по сторонам: где же это мы? – Не могу даже вспомнить своё имя – оно словно крутится на языке, а сказать не могу. Не могу, но понимаю, что не может так быть, чтобы ничего не помнить! Должно же быть что-то… – я засунул руку в дыру на джинсах, чтобы почувствовать кожу ноги.
– Ого! Интересно! Я думал, это у меня, дурака старого, в голове черти завелись – от водки одурел. Чёрт его знает, что за дела такие! – он шмыгнул носом и щёлкнул челюстью.
– Тоже не помнишь своего имени?
– Не помню. Правда не помню! Веришь мне? – он шагнул в мою сторону, и я услышал, как щёлкнула его коленка.
– Да верю я, верю, я сам ни хрена не помню! – занервничал я. В голове всё не укладывалось. – Мне это место совсем не нравится – здесь нет не одной живой души. Запахи здесь нехорошие, словно воздух прокис. Как будто мы в банке какой-то…
– Да ну тебя! – сплюнул старик и отошёл от окна. Потом, ссутулив плечи, начал ходить кругами внутри административного кабинета. Здесь были доска, ныне превратившаяся в труху разломанных щепок, несколько стульев без половины ножек и стол, у которого сохранилась одна ножка, да и тот перевёрнутый. – Не объяснил ничего! Я думал, хоть ты объяснишь…
– А как ты ещё объяснишь всё это? Это что, похоже на реальность? – спокойно ответил я в надежде найти в глазах старика искру сознания.
– Да не похоже, я знаю. Может, отравился чем – во рту привкус такой, как будто рыбу ел. США это всё, опыты над людьми! Знаешь, меня всё время тошнит, как будто я гарью надышался. – Он кашлянул, теперь уже с хрипом, отхаркнул, как туберкулёзник, собрал пальцами слюну и увидел кровь: – Что за…?
– Что такое США? – задумчиво спросил я и мой взгляд, притянул его палец.
«Что ещё за США, о котором он всё время твердит?» –