Она могла бы идти зажмурившись по этой тропе. Ноги сами бы вывели ее к дому. Шесть лет – огромный срок, и так просто вычеркнуть его из головы представлялось неразрешимой задачей, к тому же слишком болезненной. Впрочем, вдобавок к тому Чарлиз пора было отказаться от будущего, напрямую связанного с надеждами, питавшими ее все эти годы. Ей предстояло отсечь свою мечту о фехтовании и турнире в Томплинсоне, как первую ступень в этом направлении. Оли прав. Ему действительно нужно двигаться вперед. Известными тропами и реальными целями. А все дебри мечтаний и стремлений, что она хотела свершить и не могла в одиночестве, – только ей и останутся, обваливаясь лишь на нее и погребая в своих обломках.
Ее сердце болезненно сжималось, а порывы ветра, казалось, стрелами пронизывали все существо. Чарли физически ощущала острую боль, но источником ее оставались лишь размышления. В попытке освободить от них разум девушка вскинула голову вверх, всматриваясь в глубокое голубое небо, в ветви деревьев на его фоне над головой. Чарлиз захотелось стать одним из этих зеленых великанов, свободных от обязанности оправдания ожиданий окружающих, независящих от власти монет, человеческого осуждения и презрения из-за их отсутствия, и времени. У них, кажется, так много времени, а у нее оно сыпется из рук, и именно этого ресурса ей не хватит в осуществлении главной цели жизни, даже если она приложит все мыслимые и немыслимые старания и связи. В настоящий момент она лишена положения, средств и крова, а юность осталась позади. Где-то в далеком прошлом, о чем свидетельствовали стоящее на пороге восемнадцатилетие и более молодые девушки, что встречались Чарлиз, бегающие и веселящиеся друг с другом, с такими же смеющимися, беззаботными, как и у нее прежде, лицами, но уже не она. И это время для нее никогда больше не вернется. Чарли отчетливо понимала это. Ей в пору уже гулять со своими девочками, что она и делала бы, если бы не посвящала мысли и дела иному устремлению. Безусловно, причиной тому нельзя считать отвращение к детям, напротив, Чарли