Внезапно у Грэма пропало желание рассказывать ей о своей семье и о титуле. Пусть все будет, как раньше, хотя бы ненадолго. Ему было так спокойно с Софи, когда он еще не был герцогом!
И Грэм снова не стал отвечать, а протянул руку к одному из листков у нее на коленях. Он был поражен ровными, красивыми, летящими строчками. Но почему поражен? Разве он думал увидеть что-нибудь жесткое, угловатое? Какие-нибудь скрюченные каракули?
Грэм не успел прочесть ни строчки из написанного там немецкого текста, как Софи выхватила у него листок.
– Грей, даже не смотрите туда! Это только заметки. – Она бросила на него рассерженный взгляд. – Не люблю, когда путают мои записи. Вы знали бы это, если бы хоть раз дали себе труд подумать своей головой, а не использовать ее только как подставку под цилиндр.
Вот она на него ворчит. Грэм улыбнулся, прислушиваясь к строгим ноткам ее голоса. Обычно люди так легко поддавались его обаянию, что Грэм давно потерял веру в людскую проницательность. Одна только Софи давала себе труд вглядеться в него и критиковать всерьез.
Он ласково улыбнулся ей, довольный, что снова сделался «Греем, шалопаем и бездельником», и на мгновенье забыл прикрыть улыбку обычным налетом иронии. Софи пораженно моргнула, глаза ее широко распахнулись от удивления. Грэм тут же пришел в себя, шлепнулся рядом с ней на сиденье в оконном проеме, намеренно смешал листки с переводом, чтобы она снова возмутилась и отвлеклась от такого несвойственного ему порыва искренности.
– Ну же, Софи, не молчите, расскажите, над чем вы работаете? Что у вас там за история?
Девушка бросила на него подозрительный взгляд и продолжила разбирать свои заметки.
– Вы серьезно или хотите позабавиться?
Грэм прислонился головой к оконной раме и утомлено прикрыл глаза.
– Знаете, моя хорошая, я слишком устал от забав, сейчас мне хочется просто сидеть в вашей тихой гостиной и слушать вас.
Софи терпеть не могла, когда он называл ее «дорогая» или «моя хорошая», терпеть не могла, потому что ее глупое сердце каждый раз вздрагивало. А еще потому, что слишком легко эти слова слетали с его губ. Должно быть, лорд Грэм Кавендиш обращался так к огромному количеству женщин – игриво в бальном зале или так же игриво в постели. Софи терпеть не могла быть одной из толпы.
Но сегодня с Грэмом творилось что-то странное. Он действительно казался усталым и вовсе не по обычной причине – «слишком много выпил, дамы всю ночь спать не давали». Усталый, больной, он как будто не мог расслабиться из-за некоей тайной заботы. Что само по себе было смешно, ибо Грэма вообще ничто не заботило. Забота предполагает привязанность.
Тем мне менее Грэм был здесь и хотел знать, над чем она работает.
Софи снова