К моему удивлению, я не свалился, даже когда слон набрал крейсерскую скорость.
Монах о чем-то расспрашивал погонщика, тот с охотой отвечал, но поскольку беседа шла на тайском, я не мог понять ни слова. Так что мне только и оставалось, что глазеть по сторонам да отмахиваться от насекомых, облаком вившихся вокруг слона.
Распрощались мы с каренами на очередной развилке, и если они свернули туда, где на склоне одного из холмов виднелись террасы рисовых полей, то мы направились в сторону густого леса.
Солнце меж тем спустилось к горизонту, и я стал волноваться насчет того, где мы остановимся на ночлег.
– Ну вот, теперь, когда никто не услышит, ты можешь открыть рот, – разрешил брат Пон.
В первый момент я даже не знал, что сказать.
– Спасибо, – выдавил я после паузы. – А куда мы идем? Там деревня или что?
– Да, деревня там есть, – беззаботно отозвался монах. – Но до нее еще далеко. Сегодня нас приютят джунгли.
Я сглотнул, холодок коснулся моего затылка.
Нет, в пионерском детстве и даже в юности были у меня походы, и пешие, и на байдарках, но там всегда имелись палатки, спальники и прочее, и ночевали мы не в тропических зарослях, где и змеи, и ядовитые насекомые, и еще какая-нибудь неведомая пакость.
– Но как же… Это ведь… Ну… – начал я, пытаясь облечь в слова свое неприятие этой идеи.
– Боишься? – перебил меня брат Пон.
Я хотел возразить, но понял, что и в самом деле испытываю нечто похожее на страх.
– Боишься, – второй раз монах произнес это слово уже утвердительно. – Печально. Ненависть, живущая внутри тебя, так и не изжита до конца и проявляет себя в том числе и таким образом.
– Но я же столько сделал, чтобы ее одолеть!
– Когда ты с чем-то борешься, ты даешь этому явлению силы и право на существование. Осознай, что оно лишено истинной реальности, что это лишь искажение, набор морщин на поверхности Пустоты, и оно исчезнет, растворится само, без усилий… Ага, вот неплохое место для ночлега.
Дневное светило к этому времени исчезло за деревьями, и шагали мы в густеющем сумраке.
«Неплохим местом» оказалась крохотная поляна под кроной исполинского лумбанга, увешанного коричневыми плодами. Позади него обнаружился ручей, узкий по зимнему времени, но с очень чистой водой.
Мы умылись и напились, а затем брат Пон набрал веток и развел костер.
К этому времени стемнело так, что я не видел ни дороги, ни соседних деревьев, лишь толстый морщинистый ствол и белые крапинки звезд, что кое-где просвечивали через крону.
Я слышал мягкий шорох, хруст веток, и воображение охотно рисовало образы подкрадывающихся хищников. От страха я ежился и вскидывал голову на каждый резкий звук, каких в ночных джунглях хватает.
– Хочешь увидеть, что там? – спросил брат Пон, усевшись рядом со мной.
Не дожидаясь ответа,