В дневнике своем я нашел запись, сделанную в январе 1903 года, сразу по окончании англо-бурской войны. В тот день меня посетил мистер Джеймс М. Додд, крупный загорелый мужчина с обветренным лицом и военной выправкой – словом, типичный британский вояка. Добрый Уотсон в те дни променял меня на жену, то был единственный его эгоистичный поступок за долгое время нашей дружбы. Я остался один.
Я привык сидеть спиной к окну, а кресло гостя ставил напротив, чтобы получше разглядеть его. Мистер Джеймс М. Додд заметно волновался, явно не зная, с чего начать. Я не торопил его, ибо молчание давало время для наблюдений. У меня сложилась привычка производить впечатление на своих клиентов своей прозорливостью, не удержался я от искушения и на этот раз.
– Как я понимаю, сэр, вы приехали из Южной Африки?
– Да, сэр, – удивился он.
– И принадлежите, вероятно, к кавалерийской добровольческой части ее величества.
– Именно так, сэр.
– К Мидлсекскому корпусу.
– Совершенно верно. Да вы настоящий волшебник, мистер Холмс!
Я не сдержал улыбки при виде его растерянного лица.
– Когда ко мне в комнату входит господин с военной выправкой да еще с таким загаром на лице, который никак нельзя получить под бледным солнцем Англии, а из рукава вместо кармана у него торчит носовой платок, определить, кто он и откуда, не так уж и сложно. Вы носите короткую бородку, стало быть, служили не в регулярных частях. У вас стрижка кавалериста. Что же касается Мидлсекса, то на вашей карточке написано, что вы биржевой маклер с Трогмортон-стрит. Какой другой корпус вы еще могли выбрать?
– Да вы видите людей насквозь!
– Вижу не больше и не лучше вашего, просто научился наблюдать и делать выводы. Однако, мистер Додд, вы, очевидно, явились ко мне не затем, чтоб обсуждать искусство наблюдательности. Что произошло в Таксбери-Олд-парк?
– Мистер Холмс!..
– И тут тоже нет никакой загадки. Вверху на вашем письме значился этот адрес, вы очень настаивали на этой встрече, из чего можно сделать вывод, что произошло что-то важное и внезапное.
– Да, это так. Но письмо было написано сегодня днем, а после этого еще много чего случилось. Если бы полковник Эмсворт не вышвырнул меня вон…
– Вышвырнул вас вон?
– Ну, к тому, во всяком случае, шло. Он крепкий орешек, этот полковник Эмсворт. Считается самым строгим военачальником в армии, не чурается и сквернословия. Да я бы и не стал с ним связываться, если б не Годфри.
Я закурил трубку и откинулся на спинку кресла.
– Возможно, вы все же объясните, что произошло?
Клиент мой усмехнулся:
– Да, вы меня чрезвычайно поразили, вот и начало казаться, что вы заранее знаете все. Впрочем, попробую изложить факты, а уж потом, от души надеюсь, вы скажете мне, что они могут означать. Не спал всю ночь, ломал голову и чем больше думал об этом, тем запутаннее казалось дело. Я записался на службу два года назад, в январе девятьсот первого, и в том же эскадроне незадолго до меня оказался молодой Годфри Эмсворт. Единственный сын полковника Эмсворта, того самого Эмсворта, ветерана Крымской войны. Видно, отвага передалась ему по наследству – неудивительно, что он стал добровольцем. Не было во всем полку более славного молодого человека. Мы с ним очень подружились, такого рода дружба возникает, только когда люди живут одной жизнью и делят все радости и печали. Он стал моим верным товарищем, а в армии это очень много значит. Целый год мы сражались бок о бок, немало пережили и испытали. А потом его ранило пулей, выпущенной из винтовки для охоты на слонов; случилось это во время боя у Дайэмонд-Хилл, за пределами Претории. Я получил одно письмо из госпиталя в Кейптауне, второе пришло из Саутгемптона. И больше – ни слова, ни единой весточки на протяжении вот уже почти полугода, мистер Холмс. А ведь он был самым близким моим другом. Но вот война закончилась, и я вернулся домой. Писал его отцу, спрашивал, где Годфри. Ответа не получил. Выждал какое-то время, потом написал снова. На сей раз ответ пришел, краткий и крайне нелюбезный. Годфри отправился в кругосветное путешествие, и раньше чем через год ждать