Кажется, стихло. Представители ЖЭКа убрались восвояси. До следующего раза, когда явятся с очередной инспекцией – клеймить злостных неплательщиков. С матерью-героиней – дохлый номер. В сущности, она действует по справедливости: раньше не платили они, теперь – она…
– Бой-баба! Что хочет, то и делает. У нас бы с тобой не прокатило. – Яна тянет табуретку.
– Стой! – я вскрикиваю. – Гвоздь!
Торчит который год. Норовит вцепиться в колготки.
– Да помню я! – она садится осторожно. Закидывает ногу на ногу. – Раньше о них заботилось социалистическое государство. Всё эти… – Она добавляет крепкое выражение. Подобное за ней водилось и раньше: любила щегольнуть ненормативной лексикой – ради красного словца. – …Профкомы, вечерние школы и прочие сады-ясли. Без государства домашним животным не справиться. Взять хоть этих детишек, – она оглядывается. – Скоро вообще помрут. Сколько таких историй…
– Это что – новая теория? Или продолжение старой? Помнится, ты что-то такое и раньше: положительный вклад советского государства…
– Не помню, – она отрекается, – когда это – раньше?
– Тогда. Ты еще шила мне юбку.
– Я?.. – Моя подруга оглядывается растерянно. – Разве я тебе шила?..
Она разглаживает старую клеенку. Указательным пальцем ведет по стершимся цветам.
– Вот и я удивилась. При чем здесь дурацкие пропорции? Дело не в ногах, а в головах. У этих теток головы забиты ересью: ясли, пионерлагеря, школы коммунизма. Насколько помню, раньше ты эту хрень не жаловала.
– Так, – Яна парирует, – разве я о себе… Я-то в шоколаде. Но кто-то же должен чтить традиции… Печалиться о народе.
– О народе должна печалиться интеллигенция.
Яна смотрит мне прямо в глаза:
– Не смеши. Где она – твоя сраная интеллигенция?
– Ну, и где? – я выдерживаю ее взгляд.
– Где-где?.. – она заканчивает в рифму. – Там же, где и народ. Чтобы печалиться, надо иметь средства. И вообще. Теперь – как в хорошем муравейнике. Социальные страты установились. Выше головы не прыгнешь. Мы ведь с тобой – из последних. Удивляюсь, как еще проскочили.
– Мы?! – мой нож пляшет над морковиной. У меня дрожат руки.
Она говорит:
– Брось. Лучше давай как в старые добрые времена – по кофейку.
Я откладываю нож в сторону. Еще полосну по пальцам. Ну его, от греха…
– Во-первых,