«Если доживешь до этого разбора, дружок», – хихикнул внутренний голос, и старлей поежился.
С трудом просунув руку в карман, он извлек наружу связку ключей и, вздохнув, швырнул ее в открытую дверь. Теперь от него уже ничего не зависит.
– Вот и славно, – тихо проговорил незнакомец. Он подобрал ключи, отряхнул их от пыли. Затем из кармана брюк выудил коробок с охотничьими спичками, достал одну, ловко чиркнул о терку. С тихим шипением на спичечной головке расцвело ярко-оранжевое пламя.
– Вы нам ключи, мы вам тепло, – обронил «камуфляжник», бросая горящую спичку в кабину. – Равноценный бартер.
Последовавший за этим звук «фуууух» заглушил преисполненный ужаса крик конвоира. Пламя вспыхнуло мгновенно, превращая кабину автозака в котел ада.
Вячеслав напрасно пытался сбить огонь. Взметнувшиеся ярко-оранжевые языки пламени с жадностью вгрызались во все подряд, не делая разницы между живым или неживым, между человеческой плотью или бездушным креслом. Палец старлея непроизвольно нажал на спусковой крючок, и пистолет дважды выстрелил. Сразу после этого он выронил табельное оружие, продолжая кричать.
Волосы на его голове вспыхнули, как сухая солома, и, затрещав, сгорели в одно мгновение. Пылающая одежда, потемнев, быстро превратилась в серые хлопья, которые вплавливались в пузырящуюся кожу. Мужчина поджаривался заживо, как в печке. Издав животный вой, Вячеслав забился в агонии, но вскоре застыл, беспомощно раскинув в стороны скрюченные руки.
Как только автозак перевернулся, Зажима охватил беспримесно-дикий, ни с чем не сравнимый страх, хотя внутренне зэк готовил себя к любому непредвиденному повороту событий. Потеряв равновесие, он грузно свалился вниз, больно ударившись рукой о скамейку, но даже в те тысячные доли секунды, когда пол уходил из-под ног зэка, наверх, словно мутный пузырь, всплыла леденящая кровь мысль: «Горянка».
Да, Горянка. Чертова река, у которой, если верить маляве Доктора, все и должно было произойти.
«Ни хрена он не сделал, этот Доктор».
Ну, может, он взорвал колесо автозака, и теперь эта огроменная махина катится вниз, словно ржавая консервная банка, если по ней наподдать ногой, катится прямо в речку, в ее темную и холодную глубину, где нет ни воли, ни света, ни солнца, ни вообще ничего. Есть лишь глупые рыбы с выпученными глазами, которые только и умеют, что жрать водоросли, пускать пузыри и плямкать своими дурацкими губами…
От этой мысли Зажима пронизал такой всепоглощающий ужас, что из его глотки вырвался истошный вопль. Впрочем, он не был исключением – кричали все.
Все, кроме Носа. Слегка выступившая бледность на его отталкивающем лице, пожалуй, была единственным внешним изменением в уголовнике. Хрюкнув, он подтянул к себе ноги, сжавшись в клубок. Затаив дыхание, Нос неотрывно смотрел куда-то в стену, будто перед ним был не матово-серый лист стали, а телевизор, по которому транслировали его любимый фильм. Закованные