Мы молча любуемся двадцатью пластиковыми головками, прилепленными скотчем к потолку за волосы.
– Где дети? – спрашивает Дженни.
– Оба в постели. День был долгий.
Я еще фразу не закончил, как Дженни оказывается верхом на мне и рвет с меня одежду. Давненько не было, чтоб она так верховодила. Я тут же обалдел и не шевелился. Глазом не моргнул, как она с меня брюки с трусами стащила, Халка Хогана[13] за грудки хватила и рванула мне футболку до пупа.
– Боже мой! Моя любимая одежка! – воплю я, печально кося глаза на порванную надпись, когда-то гласившую: «Сучки не гадят, зато упрямятся и обманывают – Ганди».
Дженни отрывает губы от моей груди, откидывается назад и жжет меня взглядом:
– Ты это сейчас всерьез из-за одежки жаловался?
О Иисусе, да что, твою мать, со мной? Зачем я вообще болтаю???
– Нет, нет, нет, нет! Так держать. Боже, прошу: так держать.
Дженни возвращается к тому, чем занята была, обцеловывая мне грудь и елозя ягодицами по моему вставшему на боевой взвод отдралету.
Мои руки вцепляются ей в бедра и помогают ей еще быстрее двигаться поверх моего елдака.
– Ты все еще в одежде, – бормочу вперемежку со стонами, пока она язычком прокладывает дорожку по моей шее и прихватывает губами мочку уха. – О ШИПУЧКА СЛАДЕНЬКАЯ!
Моя задница заплясала под ее, когда она прошлась языком вокруг моего уха.
Вдруг она отстранилась, и я застонал, не чувствуя ее губ на своем ухе, пока не увидел, как она садится и через голову стягивает с себя блузку. Ее славные титьки рвутся вон из черного кружевного бюстгальтера, а мои руки тут же притягиваются к ним, мнут их ладонями и перекатывают в руках. Она меня к своим близняшкам и близко не подпускала с тех пор, как стала Билли грудью кормить, а я еще и ляпнул про печенюшки с молоком. Я чувствовал себя наркоманом, дорвавшимся до дозы после месяцев воздержания. Хотелось по-ребячески заплакать оттого, что руки мои заполняла чудесная полнота плоти. Чувствуется, как твердеют ее соски под кружевами, и меня уже не покидает мысль, продержусь ли я так долго, чтобы упиться этим ощущением.
Дженни склоняется ко мне, опять втягивает мочку моего уха в рот, и тепло ее дыхания заставляет меня забыть, что она все еще в юбке и нижнем белье, а я в нее еще не попал. Еще быстрее сучу бедрами у нее меж ног, и она произносит слова, под силой которых я через долю секунды кончу:
– Феликс хочет помурлыкать с Баком.
Да, называем наши интимные места по именам. Судите меня.
Бедра Дженни напирают все быстрее, мой елдак трется о ткань ее трусиков, и я, в натуре, хочу дотянуться и стянуть с нее нижнее белье, пробиться в нее, но уже чую, что мой оргазм на подходе, а руки мои слишком крепко вцепились в ее бедра, чтоб я мог двинуть ими.
Остановить этого не могу, дергаюсь, корчусь и испускаю