Когда смущённые проверяющие ушли, он заявил ей, что им больше нельзя встречаться. Но это не подействовало. Она стала поджидать его у входа во Дворец между колоннами или около подъезда его хрущовки. Избавился он от неё только, когда додумался пригрозить, что доведёт до сведения мужа правду насчёт её аморального поведения.
После настырной однокурсницы тактичная аккомпаниаторша была просто находкой. Но за четыре года она ему здорово приелась. Даже её хорошенькое, беленькое личико и льняные кудряшки начали его раздражать. Потянуло на кого-нибудь поживее, послаще. А такая женщина всё время находилась рядом, только он почему-то не обращал на неё внимания. Это Надя была, секретарша. Он, конечно, догадывался, что именно она стукнула на него, но был не в претензии. Он понимал: ею двигало сильное чувство к нему.
Надя была и живая, и сладкая, и вылитая Бриджит Бардо. И потом, было очень удобно, что от неё больше не надо прятаться (ха-ха).
С аккомпаниаторшей, слава Богу, обошлось без трагедий. У неё, как по заказу, появилось новое романтическое увлечение. Впоследствии на каком-то мероприятии она познакомила его со своим новым кавалером (типичный интеллигент: некрасивый, сутулый, в дешёвых брюках). Её голубенькие глазки светились хорошо знакомым ему светом влюблённости, маленькие губки были сложены в опять-таки знакомую улыбку умиления. Знакомя их, она произнесла звенящим голоском (эти звенящие звуки он тоже прекрасно знал: они предшествовали «полной близости душевной и телесной»):
– Познакомься: мой Лёва. Последний романтик.
Он представил себе, как этот Лёва занимается с ней «глупостями» на пикейном одеяльце. Его покоробило. Но тут подошла Надя, украдкой ущипнула за мягкое место, и сразу стало хорошо.
Однако вскоре в Наде обнаружилась неприятная штука: жадность до его денег. Она без конца требовала, чтобы он покупал ей дорогие вещи: то французский тон для лица, то костюм-тройку джерси, а однажды, попыталась заставить его купить ей финскую синтетическую шубу. Но этот номер не прошёл.
Несмотря на её хищные повадки, их связь продолжалась значительно дольше, чем с другими женщинами и, наверное, просуществовала бы ещё дольше, если б ей не пришлось переехать в Хабаровск, куда перевели её мужа-майора.
Как раз в день её отъезда умер старик. Последнее время он чувствовал себя плоховато: то на сердце жаловался, то на желудок, то на головные боли.
Его преследовало опасение: а вдруг, если старика не станет, «Купальщицу» заберёт сын, который за все годы ни разу здесь не появился? И он решил намекнуть старику на то, как много для него значит эта картина.
– Знаете, – сказал он, накладывая старику и себе гречневую кашу, – мне очень нравится картина «Купальщица». Представляете, я даже иногда в неё мысленно вхожу. Когда я в ней вроде как нахожусь, мне даже как-то по-особому дышится.
Старик