Соду он нашёл, но женщина не уходила, а продолжала что-то рассказывать (подробностей теперь не вспомнить), даже, кажется, что-то спела. Соседки, как нарочно, сидели по своим комнатам и на кухню не вылезали.
Отдалась она на паласе (он не посмел завалиться с ней на материну кровать с четырьмя взбитыми подушками, крахмальным кружевным подзором и жаккардовым покрывалом).
Пока он с ней возился, всё время думал о Мелисанде. Со злорадством. Он уже тогда решил рассказать ей ВСЁ. Это было что-то вроде мести за «Купальщицу», которую она обозвала «посредственным этюдиком».
Когда покупатель – старик в плоской соломенной шляпочке, которая еле держалась на его большой башке, – снял «Купальщицу» со стены, он не удержался и застонал. Все на него обернулись, а Генриетта Леопольдовна спросила:
– Что с тобой, Володя?
Он пробурчал:
– Ногу свело…
– Мелисанда, – распорядилась она, – возьми в шкатулке для рукоделия большую иголку, продезинфицируй её над газом и уколи Володю в то место на ноге, где он чувствует самую острую боль.
– Не надо, прошло, – он встал, подошёл к столу и, прикусив губу, смотрел, как заворачивают «Купальщицу».
Пока пили чай, выяснилось, что старик живёт в десяти минутах ходьбы от них, и он навязался проводить его и донести картину.
Старик был когда-то какой-то шишкой в области управления культурой и поэтому имел отдельную двухкомнатную квартиру. Жил он один, но теснотища там была – страшная. Из-за книг. Их было столько, что они не вмещались в три высоченных – до потолка – книжных шкафа и были навалены повсюду: в углах, около стен, под столами, под кроватью и даже под стульями.
– Давайте я сделаю вам полки и расставлю книги, как положено: по темам, а внутри каждой темы – по алфавиту, – сразу же предложил он старику. – Денег за это я с вас не возьму, потому что это будет для меня хорошая практика. Я ведь распределён в библиотеку,
Старик, естественно, согласился.
Вернувшись домой, он, пока Генриетта Леопольдовна бегала по магазинам, присматривая для него «достойный костюм», успел доложить Мелисанде о своей измене, не упустив ни одной подробности. Мелисанда рыдала, выкрикивала: «Подло! Мерзко! Как ты мог?!» и прочее тому подобное.
Он спокойно предложил:
– Хочешь, разведёмся?
Она выкрикнула в запале:
– Да! Хочу! Не желаю жить под одной крышей с предателем!
– Я тогда подам заявление?
– Подавай!
Он подал заявление о разводе и переехал обратно к матери.
Мать не скрывала, что очень даже рада. Она ненавидела и невестку, и сватью за то, что «из себя ставят», и ещё, конечно, за то, что невестка – уродина и не рожает ей внуков.
Генриетта Леопольдовна была в отчаянии: она даже предположить не могла, что «наш Володя окажется негодяем».
Когда наступил назначенный