«Улица Локомотивная. Задворки страшного мегаполиса».
Увёртываясь от залапанного орешника, заспешил по асфальтовой дорожке. Под ногами хрустела игольная сыпь.
Двухэтажный бревенчатый сруб, построенный когда-то немецкими военнопленными, местный военкомат отбил под молодёжный клуб «Юный патриот» лет пять назад. А подвал для собраний военно-спортивного отделения «клуба» выканючили через вопненский муниципалитет.
«Не забесплатно, небось. Хорунжий сунул кому-то в лапу, и теперь видный член движения. А меня всё футболят с Кубани в Лабашиху, с Лубянки в Вопню…»
Вспомнились тягостные прощальные дни в лабашихинском ОРЧе на улице Зарина. Под самое расформирование сверху распорядились уничтожить базу данных на этносообщества. И вместе с матерившимися ребятами он раздёргивал системные блоки компьютеров и бабахал молотком жёсткие диски. Тут и Милена к ним сунулась невпопад: готовила статью о работе инспекции по делам несовершеннолетних, искала Моргунову. Или, может, разводка Облезлова мужчину искала… Приехала бы в Лабашиху на день позже, никогда бы не увиделись и разминулись навсегда. А пока любезничал, заикаясь, с помятой красоткой (системный блок б/у), кто-то сунул в руку трубку, и послышался голос Хорунжего. Пришлось выдвигаться в Вопню, на противоположный край бесконечной Москвы. Удалось застрять там, в аппарате Оргкомитета, и вновь остаться на плаву.
«Ходил когда-то на репетиции в подвал, и теперь точно так же в партийную школу шастаю… Подвальный человек, подвальная жизнь, как там у Достоевского “подпольное сознание”»[8], – ворчал он про себя, осторожно продавливая носками кроссовок прогнившие досчатые ступеньки. Напоследок, вытянув подбородок, оглянулся на запах гари – на месте соседней двухэтажки зияла дымистая мгла.
На скрип выглянул низкорослый крепыш в спортивном костюме, с бесформенным, словно сведённым в кулак лицом – Хорунжий, один из двух первых замов Нагибалова. Вместо рукопожатия пихнул в плечо костистой лапищей.
– Чего зыришься, позавчера снесли. Предпоследняя была в посёлке. А стены и брёвна спалили бомжи. Мы их днём повыгоняли, а они ночью оторвались… Ничего, оборудуем здесь полосу препятствий… А нашу фрицевскую хибару попробуй сломай! Да еще с дойчевским фундаментом. Умели строить гансы, не то, что наша пьянь забубённая. Ныряй, чего мнешься… До́й-чен зольда́-тен!!!.. у́нтер офеци-рен!!!..
«Деды в гробах переворачиваются, скот… Здесь в 41-м передовая была, траншеи, заваленные трупами… Выходит, гибли за твою свободу пьянствовать и трахаться!»
Смолчал. Нагнув голову, вошёл и осторожно распрямился. Трухлявый свод, затянутый изнутри рубероидом, оброс паутинными ловушками,