– Забрать его из университета без всякой видимой причины! – всхлипывала она, прикладывая платок к покрасневшим глазам. – Несправедливо!
– Да, возможно, это ошибка, – кивнул Клиффорд, пытаясь утешить ее. – Я попытаюсь уговорить дядю Адама, чтобы он дал Клэю доучиться. Вероятно, он и передумает.
– Никогда, – с несчастным видом, но уже значительно тише произнесла Фейт. – Да он и слушать тебя не станет.
Клиффорд и сам это знал, но предпочел промолчать. Взглянув на часы, он притворно удивился такому позднему часу и со свойственной ему добротой предложил Фейт остаться и пообедать у него дома.
– Розамунда никогда не простит мне, если вы уедете, не повидавшись с ней, – покривил душой Клиф. – И вы уже сто лет не видели наших девочек! Продолжим наш разговор после обеда. Жаль, что в Тревеллине нет телефона, но, надеюсь, там не будут волноваться, если вы не вернетесь к обеду?
– Никто в Тревеллине даже не заметит, если я вообще там не появлюсь, – трагически заявила Фейт, доставая из сумочки пудреницу. – Мне бы не хотелось утруждать Розамунду, но вырваться из Тревеллина хоть ненадолго – это праздник.
– Вот и отлично! – обрадовался Клиффорд, неловко потрепав ее по плечу. – Все не так уж плохо, Фейт. Мне надо здесь кое-что закончить, а вы идите к нам и поболтайте пока с Розамундой. Я присоединюсь к вам буквально через несколько минут. Может, что-нибудь придумаю.
Фейт не любила Розамунду, считая ее холодной и черствой гордячкой, однако сейчас готова была делиться своим горем с кем угодно. Выйдя на улицу, она села в кабриолет и велела водителю ехать в Лорел. Младший садовник явно обрадовался, и через мгновение они уже катили по дороге.
Лорел, аккуратный особнячок в георгианском стиле, располагался на окраине города, и Клиффорд успел предупредить жену об ожидающем ее испытании. Розамунда, считавшая Фейт наименьшим злом в семействе Пенхаллоу, восприняла известие со свойственным ей хладнокровием и, отдав необходимые распоряжения прислуге, стала ждать родственницу.
В холле Фейт встретила опрятная горничная, непохожая на чумазых служанок в Тревеллине, и провела ее в гостиную в задней части дома. Большая комната, выходящая в сад, была обставлена безлико, но вполне пристойно. На полу лежал ворсистый ковер нейтральных тонов, на нем стоял низкий чайный столик из грецкого ореха. У облицованного изразцами камина был размещен потемневший каминный прибор. Мягкий пуфик, похожий на деревенский каравай, был обшит кретоном в цветочек; той же расцветки оказались чехлы на стульях, диване и занавески на эркерном окне. Непритязательные картины в одинаковых рамах служили лишь украшением стен, не привлекая к себе особого внимания. На длинной плетеной скамеечке перед камином были аккуратно сложены иллюстрированные журналы, а на полукруглом столике у стены красовалась пара подставок в виде китайских собачек, на которых стояли взятые из местной библиотеки книги. Все в этой комнате было новым и содержалось в порядке. Картины висели строго симметрично, а предметы гармонировали