Битва кипела повсюду. Шараши прорвались и теперь бросались на всех, до кого только могли дотянуться. Нет, зря их сравнивали с животными. В этих безумных глазах, налитых болезненным гноем, не было места разуму – одному лишь неутолимому голоду.
Она будто нырнула в гущу сражения. Крики, боль, рев – все обрушилось на голову, сминая остатки храбрости. На лицо и одежду тут же брызнули алые кляксы крови и черные капли мерзости, которая текла в жилах шарашей. Если бы не двое, чьих имен Хани не знала, ее постигла бы ужасная участь лежать в грязном снегу с разорванным в клочья телом. Но мужчины прикрыли ее.
Когда сражение стало редеть, одного из ее защитников поразил ржавый меч. Воин успел убить обидчика и еще парочку его сородичей, прежде чем рухнул на землю. Хани вскрикнула, сторонясь мертвого взгляда светлых и чистых, как рассветное небо, глаз.
– Осторожнее, эрель! – Второй воин дернул ее за шиворот, прижал к себе огромной рукой, второй орудуя окровавленным мечом.
Хани зажмурилась.
Раньше она никогда не видела нападения шарашей вживую.
Обычно людоеды шли небольшими ордами, около полусотни голов или даже меньше. Детей, стариков и нерожавших девушек прятали в подполы и подземелья под замком. Они сидели тихо, дожидаясь, пока остальные прогонят людоедов.
В те дни Хани была совсем девчонкой, а потому своими глазами видела лишь последствия яростных сражений, когда мертвых уносили на ритуальное кострище; ходила по кровавой снежной жиже, представляя, как храбро сражались соплеменники. Взросление пришлось на те времена, которые после назвали Временами покоя. Многие поговаривали, будто Скальд обратил взор на Северные земли и избавил своих детей от скверны; другие утверждали, что шараши испугались силы воинов Кельхейма и больше никогда не посмеют ступить за пределы Пепельных пустошей. Но реальность оказалась совсем не такой радужной, как обещали пророки.
Когда воин вытолкнул ее перед собой, буквально отбросив на землю, Хани почти ничего не соображала. Ее хватило только на то, чтоб немного отползти и осмотреться. Защитник стоял на коленях, удерживая в руках длинное грязное копье, проткнувшее его насквозь. Перед воином распластался обезглавленный людоед.
– Беги! – не оборачиваясь, прорычал северянин.
К нему, жутко скалясь и заливаясь безумным хохотом, спешил обгорелый шараш.
«Вставай, Хани», – раздался голос в голове.
Она до сих пор не могла привыкнуть к ним – умершим, которые хотели говорить с нею. В последнее время такое случалось не часто, но за сегодня – уже дважды.
Голос принадлежал Року, и оттого сделалось еще горше. Она всхлипнула. Хотелось дать волю слезам. И все же она не разревелась. Сжав зубы, поползла прочь.
«Спеши! Скорее, со всех ног!» – требовал голос.
Подняться и бежать! Пусть разъезжаются ноги в жидкой, топкой грязи, пусть гремит и завывает в ушах. Она должна!
Позади