слушал, как разглагольствовал его собеседник. Было пять часов вечера, сегодня его подняли с постели почти в пять утра, обещая себе хорошие новости. Информация, которую предоставили ему друзья… почему предоставили? Когда он попросил Гюнтера поговорить с кем-нибудь из компании Тути Виссарбайтера, тот отнесся к его просьбе настороженно. Но почти час поддакивания, внимания, обсуждения биржевого краха и упорной решимости их общего знакомого, старика Ганса Майера, которому в детстве они оба завидовали из-за его умения рисовать и философствовать, сделали свое дело. Гюнтер, наконец, перешел к обсуждению, которого он так долго ждал.

      – Я знаю, что ты стал большим человеком. Я никогда не мог представить себе, что тебя будут интересовать арабские крестьяне, которые до сих пор не могут собраться с силами и отстаивать свое право пройтись по антикварным лавкам, бывать на свежем воздухе среди деревьев, которые они же насажали в пустыне для того, чтобы круглый год собирать с них урожай и путешествовать в их тени.

      – Боишься, что из-за моего интереса потеряешь работу?

      Высокий, широкоплечий, крепко сложенный Гюнтер внешне казался больше солдатом, чем Отто. Из-за холода сейчас оба надели свитер, но даже шерсть на нем выглядела более типичным, но не невзрачным. Буркхард давно не видел своего детского приятеля и сейчас понял, что долгое отсутствие меняет отношения людей. Теперь ему надо было снова завоевать его доверие. Он подумал, что до сих пор не сделал слишком много ошибок, попросив Гюнтера Хауса разыскать для него возможность участвовать в бизнесе русских через подставных лиц. Если бы он заподозрил неладное, то давно поймал бы его намеками на связи с системой репрессий за несуществующие или раздутые провинности. Гюнтер не был умным и не славился жестокостью, Отто любил его когда-то за человечность и умение уступать ему, как заводиле и тайному лидеру. Прошло много лет после того, как они оба выросли из школьной формы, он не раз пытался найти для своего старого приятеля место получше. Но тот упорно отказывался, предпочитая минимум удобств и компанию, которой интересно было бы послушать о его представлениях о жизни. Буркхард однажды даже предложил ему писать книги, но тот не захотел, объясняя свою позицию интересом к личному общению с людьми, а не психическим атакам, которые убивают в ораторе человека, стоит его книгам быть прочитанными миллионами досужих обывателей. Гюнтер Хаус верил в то, что публичность делает человека мишенью для астрального врага, которым становится каждый человек, ведь все ждут от других чуда, но никогда не стремятся оценивать себя с той же позиции. Он был совсем не таким, когда давным-давно Ганс Майер показал друзьям свою домашнюю реликвию, часть какой-то стенки, оформленной как настольная статуэтка. Тогда многие жители бывшей ГДР держали их, как амулеты. Некоторые целители обещали, что они приносят удачу. Этнографы в никому не интересных изданиях публиковали статьи о том, как такие предметы местные жители обожествляют. Ганс не водил их в какую-нибудь