Так любит всадник коня:
тот к цели его доставляет.
Его состраданье упрямо,
напор любви подавляет –
великану руки не подавайте!
Боитесь вы меня?
Боитесь вы натянутого лука?
Увы, кто-нибудь да сможет
вложить в него свою стрелу!
«Ты в новые ночи себя укутал,
львиную лапу твою изобрела пустыня».
Я всего лишь делатель слов:
все дело в словах!
Все дело во мне!
Ах, друзья мои, други!
Где то, что добрым звалось?
Где все, нареченные добрыми?
Где, где невинность всех обманов этих?
……………………………….
Всё я добрым зову:
листву и травы, счастье, удачу и дождь
вдобавок.
Не от грехов его и великих глупостей,
а от его совершенства я стражду,
когда величайшим страданием
исхожу я за человека.
«Зол человек» –
так говорили еще мудрейшие
мне в утешенье.
Я и сам для себя непосильная ноша,
а уж вы тяжелы и подавно.
Слишком уж быстро
я снова смеюсь:
врагу мало что есть
во мне к исправленью.
Я приветлив к человеку
и к случаю приветлив,
я приветлив к любому,
даже к травам:
веснушки на зимних щеках…
влажный от нежности,
ветер оттепели для заснеженных душ;
……………………………
высокомерен, я презираю
мелкие выгоды:
там, где я вижу длинные пальцы торговцев,
так и не терпится мне
протянуть те, что короче, –
этого требует от меня мой
прихотливый вкус.
Дыханье чуждое как шип и хрип звучит
я ль зеркало, что от него мутится?
Простые люди,
доверчивые, откровенные,
но только дверочки низки:
лишь низкое входит чрез них.
……………………………
Как я войду чрез городские ворота?
Я отвык меж пигмеями жить.
Мудрость моя действует солнцу подобно:
я возжелал стать их светом,
но выжег им глаза;
солнце мудрости моей
выклевало этим летучим мышам
слабые глазки…
«Злей и чернее глядел ты любого пророка:
сквозь блуд преисподней еще ни один мудрец не прошел».
Назад! Слишком близко идете за мной,
наступая на пятки!
Назад! Как бы истина головы
вам не размозжила!
«Тот в ад спешит, кто за мной идет!»
Ну что ж! К моей преисподней
хотел бы я путь свой
благими вымостить притчами!
Бог ваш, скажите-ка мне,
богом любви зовется?
А