– Иди за мной, – сказал Мемнон и, пригнувшись, вошел в пещеру.
Сначала они шли по темному извилистому проходу. Ювентина продвигалась за Мемноном, осторожно ощупывая руками шершавые стены.
Несколько шагов они сделали почти в полной темноте, потом стало светлее, и вскоре они очутились в просторной и достаточно хорошо освещенной пещере с высокими сводами. Свет проникал в нее сквозь небольшие круглые отверстия, пробитые в отвесной стене пещеры со стороны моря. Сквозь эти отверстия можно было увидеть кромку песчаного берега с набегавшими на него пенистыми волнами. Сама стена была образована застывшими потеками лавы.
– О, боги! Сколько же здесь добра! – воскликнула Ювентина, с изумлением оглядываясь вокруг.
Пещера почти сплошь была завалена дорогими коврами, серебряной и бронзовой посудой. За грудами ковров, чаш, гидрий, ковшей и блюд виднелись окованные бронзой сундуки, в которых обычно морские торговцы хранили дорогие ткани и готовое платье. Здесь же стояли бронзовые дельфийские треножники и несколько десятков запечатанных амфор с вином. Но особенно много было ковров, среди которых были очень дорогие златотканые ковры, называемые атталиками.
– Эту пещеру обнаружил один из рабов Геренния несколько лет назад, – пояснил Мемнон. – С тех пор пираты, по совету Геренния, многое из своей добычи временно оставляют здесь. Ну, а Геренний постепенно сбывает этот товар в городах по всему восточному побережью, получая хорошие проценты с продаж.
Мемнон снял с себя перевязь с мечом и положил оружие на стоявший поблизости сундук. Потом он схватил один из свернутых ковров и расстелил его на песчаном полу.
Это был большой толстый ковер чудесной работы. Цветы и плоды на нем были вытканы с таким искусством, что обманули бы и пчелу.
– Иди ко мне! – сказал он, с грубоватым нетерпением притянув Ювентину к себе.
Он стал торопливо развязывать тесемки туники на ее плечах, но она, опасаясь, как бы ее возлюбленный в пылу страсти не оборвал их, прошептала:
– Я сама, дорогой мой.
И, высвободившись из его объятий, сняла тунику через голову…
* * *
С наступлением темноты в пещере стало прохладнее, но влюбленные долго этого не замечали. Целовались, иногда вспоминали о былом, о погибших друзьях и о тех, кого считали погибшими, – о Сатире, Астианаксе, Багиене, Думнориге…
Ближе к полуночи Мемнон, разыскав где-то огниво, кремень и сухой трут, высек огонь и зажег лампы на нескольких канделябрах, укрепленных на стенах пещеры. Крипта озарилась ярким светом. Мемнон, откинув крышку одного из сундуков, достал из него два больших цветастых покрывала. В одно из них он закутал Ювентину, в другое завернулся сам.
Проснулись они, когда заря только занималась, и первые лучи солнца, проникая в пещеру, боролись со светом, исходившим от ламп с догорающими фитилями.
Мемнон пробудился первым.
Ювентина лежала рядом на боку, подложив под щеку обе ладони. Она спала безмятежным