Представляя вас сгорающей, от моих безумных рук.
Ах, как сладко быть для вас искусителем единственным,
И сложить свои крыла под покровом черных мук…
«Самая сладкая сказка…»
Самая сладкая сказка
С самым нелепым концом, —
Полночи теплая ласка
Делит любовь с мертвецом.
Руки, – холодные крылья;
Теплые капли с небес;
Падают тени бессилия;
Пропасти глаз… и чудес.
Зеркало криво смеется,
Но не дрожит револьвер.
Ах, что еще остается
От этих тонких манер?!
Длинные ваши ресницы,
Так безупречно милы…
Черные птицы соблазна
Видимо, в них влюблены.
Пальцы, как иглы рассвета;
Едва заметная дрожь;
Выйдет из теплого света
Только безрадостный дождь.
Я так хочу, чтоб вы знали…
Но почему-то молчу,
Если бы вы мне сказали
То, что я только шепчу.
Зеркало криво смеется;
Выпал из рук… револьвер.
Как это вам удается
Быть выше всяких манер?!
Самая сладкая сказка
Ваших очнувшихся глаз.
Самая странная ласка
Пули, убившей… за вас!
Открытая, как небо рана
«Пусть хрустальный бокал и осадок на дне
Возвещают о дне наступающем мне,
Горьким это вино иногда называют.
Если так, – значит истина скрыта в вине!»
Омар Хайям.
И чаша с горестным вином
Наполненная сладким ядом,
Напоминает о ином
Своим туманным нежным взглядом.
О той загадочной стране,
Которая могла лишь сниться
Кому-то темному, – не мне, —
Где в небесах летает птица.
Она кричит и темный страх
Пронзает разум слабый бедный
И понимает прах, – он прах
Обычный… неживой и бледный.
Зачем в него вдохнули жизнь?!
Зачем заставили скитаться?!
Нам утверждали: все, – есть смысл.
Но разве есть за что сражаться?!
Мечтать и видеть в темноте.
Иллюзии погибнут… рано!
А в чаше яда, как во мне, —
Открытая, как небо рана.
«И все таки вы, – моя! Моя опечатка, строчка…»
И все таки вы, – моя! Моя опечатка, строчка;
Как капля дождя со страниц, упавшая вам на грудь;
Распятая мертвой тьмой изящная тонкая точка;
И долгий во тьме ночей, – мучительно долгий путь!
И это больше, чем страсть. И это больше, чем чудо!
Как яркий безумный огонь, – избыточность, – сердца стук.
Приправа из очарования, и золотое блюдо
В котором живой костер и теплый, и сладкий звук.
Как раб у ног госпожи, поэт у своей веревки!
Но только