Но если в отношении денег удавалось как-то «сводить концы с концами», то решить вторую проблему, о которой я упоминал выше, было значительно труднее. А суть этой проблемы состояла в том, что «Аллоплант», легализацией которого я занимался в Москве, был рожден чисто на интуиции, говоря иными словами – по божьей подсказке. Эта божья подсказка была столь сильна, что я решился изготовить из трупных тканей человека то, что мы впоследствии назвали «Аллоплантом», сделать эксперименты на животных, после чего перейти к операциям на людях, удивляясь хорошим результатам.
Я всегда сам себе признавался в том, что, являясь изобретателем «Аллопланта», не понимаю самой сути его. Будучи во власти безбожной коммунистической пропаганды и сдав в институте экзамен по атеизму, я боялся даже слова «интуиция», а уж слово «Бог» произнести в научных кругах не решался никогда. Нельзя было. Но я очень часто, особенно в периоды научных страстей, чувствовал, что в голову невесть откуда приходит совершенно неожиданная и, как правило, простая мысль, от которой ты приходишь в восторг и в дальнейшем следуешь только ей, нисколько не сомневаясь и не утруждая себя сбором приземленных доказательств правомерности этой мысли. Ты просто веришь этой мысли, да и все… как Богу веришь. И только иногда, сторонясь людей, поднимаешь глаза к небу и тихо шепчешь: «Спасибо тебе, боженька!»
Мои друзья-ученые (Рафик Нигматуллин, Венера Галимова, Сагит Муслимов, Клара Захваткина, Валя Яковлева и другие) почему-то всегда верили мне и никогда не говорили: «А ты докажи это вначале!» Божий шепот, видимо, распространялся и на них.
Зато с официальной легализацией «Аллопланта» в Минздраве СССР все было намного сложнее. Там ведь не объяснишь, что мысль пришла интуитивно, не говоря уж о том, чтобы сказать, что… Бог послал тебе эту идею! Засмеют, да и все.
Ох, и изощрялся я! Чего только не придумывал, чтобы все выглядело наукоподобно, и не надо было бы говорить слов «интуиция» и «Бог»! Я даже стал мастером этого дела – все что угодно «онаукоподоблю». Хотя… мне всегда было грустно это делать. Ну а куда деваться… в нашем мире! Ведь цель-то благородная – для людей ведь это все!
Разве в официальном учреждении объяснишь, что мысль пришла интуитивно… от Бога?!
Но однажды, в ходе своих горемыканий, я заметил, что все равно, даже здесь – в обители официоза – главное решают не слова, а глаза. Не знаю почему, но я к каждому чиновнику относился как к очень доброму, очень прогрессивному человеку, стараясь передать ему свою увлеченность. В этот момент у меня, наверное, блестели глаза, и это, наверное, нравилось людям. Ведь любому человеку приятно, когда ему что-либо рассказывают не только с доверительными нотками в голосе, но и с горящими глазами, как самому близкому человеку. Короче говоря, я ориентировался на то, что люди,