– Я очень рада, – сказала Кассандра.
Но Лиза не смогла ответить. Пожав протянутую ладонь, она оцепенела: странные холодные искры проскочили меж соединившихся в рукопожатии пальцев. Кассандра отдёрнула свою руку и, став так, чтобы загородить княжну от остальных, наклонилась к её уху и шепнула:
– Нам нужно поговорить наедине.
– Хорошо, – кивнула изумлённая Лиза.
Кассандра отступила и обернулась к матери, ожидая, что же та скажет. Но примадонну уже отвлекли: её вниманием завладела Генриетта.
– Сеньора, я сама пою, поэтому понимаю, что ваш дар – это непревзойдённая вершина! – изливала она свой восторг. – Никто и никогда не будет петь так, как вы.
– Голос всегда дается от Бога, – заметила певица и любезно предложила: – Может, вы споёте что-нибудь для нас? То, что любите…
– Я пою Моцарта, а особенно люблю «Волшебную флейту». Вы и впрямь согласны меня слушать? – Генриетта, казалось, не верила своему счастью.
– Конечно, это тем более интересно, что ваш голос выше, чем у меня. Раз вам нравится «Царица ночи», у вас должно быть драматическое сопрано. – Примадонна кивнула на маленькое кабинетное фортепиано в углу комнаты. – Вы сможете аккомпанировать себе сами?
– Да, конечно…
Девушка откинула крышку и пробежала пальцами по клавишам. Звук у инструмента оказался верный и сильный. Генриетта взяла первые аккорды, а потом запела. Её голос взлетел и, казалось, заполнил всю комнату. Он звенел в верхней октаве, а вниз стекал жидким серебром. В голосе не было ни малейшего напряжения, ни фальши, и, хотя Лиза уже слышала пение Генриетты, столь совершенным оно было впервые.
«Это из-за синьоры Молибрани», – догадалась Лиза.
Ария подошла к концу. Генриетта взяла последнюю ноту и смолкла. Примадонна вскочила с кресла и, восторженно причитая по-испански, кинулась к юной певице, обняла её, а потом перешла на английский:
– О, моё дитя, у вас замечательный талант, вы должны петь на сцене!
– Жаль, но герцогине этого точно не позволят – подсказал из своего угла лорд Джон, – её тётя не хочет об этом даже слышать.
– Да, это правда, – вздохнув, подтвердила Генриетта, – мне недавно вернули наследственный титул семьи, теперь я должна восстановить свои права на имущество отца и стать обычной аристократкой, которым не место в театре.
– Вы даже не представляете, кто на самом деле поёт на сцене, – возразила Молибрани, и лукавая улыбка сделала её совсем молодой. Теперь Кассандра скорее походила на её сестру, чем на дочь. – Но в любом случае вам нужно учиться. Сценическая постановка голоса – дело не одного дня. Я уже начала давать уроки лорду Джону. Если хотите, приезжайте вместе с ним, я буду заниматься с вами обоими.
В дверь деликатно постучали, и в комнату заглянул дирижёр.
– Мэм, я иду в оркестр, ваш выход ровно через семь минут, – серьёзно сказал он, неодобрительно глянув на посторонних, отвлекающих