– Во, нашел, сюда идите, – закричал он.
– Как это сюда, – возмутился Мотл, – там же другая линия.
– Когда родственника хоронили, после войны, да? С тех пор, сколько лет прошло? Еще одну линию достроили.
– Номер моя мама записывала, пятнадцать лет назад, – вмешался я. – Тогда этой линии не было.
– Пятнадцать лет, – тоже немалый срок. – Мишаня выбрался из тоннеля, отрусил ватник и вопросительно поглядел на меня.
– А почему же вы план не обновляете, – рассердился Мотл. – Специально людей путаете, а потом деньги берете?
– Я за план не отвечаю, – спокойно сказал Мишаня, – за план ты с директором разговаривай. А для спокойствия пей зеленку по вечерам, чтобы вавочки в голове зажили.
– Да вы, небось, в доле, – не утихал Мотл, – делитесь!
–Не шуми! – укоризненно произнес Мишаня. – Такой момент портишь! Человек издалека приехал, из-за моря, кучу денег на билеты извел. Когда еще он сюда попадет – неизвестно. Дай ему спокойно у могилы постоять! А ты все о деньгах, да о деньгах – о вечности подумай!
Своей тирадой Мишаня меня рассмешил. Я открыл кошелек и достал десять долларов.
– Спасибо!
– И тебе спасибо. Может, за могилкой присмотреть надо, побелить там, цветочки весной посадить, так это тоже недорого.
– Спасибо, спасибо, – вмешался Мотл, – я разберусь.
– Ну, разбирайся, болезный. А я к себе поеду. Ежели чего, знаешь, где искать.
Мишаня оседлал мотороллер. Двигатель несколько раз чихнул, потом, словно обрадовавшись, затрещал так, что впору было затыкать уши. Мишаня приветственно махнул рукой, дал газ и укатил.
Я втиснулся в тоннель и, цепляясь курткой за сучья обломанных веток кустарника, подошел к могиле. Невысокое надгробие, изначально серого цвета, потемнело от времени. Углы оплел мох, на лицевой плите пятнами благородной патины расцвел лишайник.
– Это мой прадедушка, Хаим-Дувид. Психометрист, всю жизнь проработал краснодеревщиком. Я его не помню, он умер почти сразу после моего рождения.
– Ю-ю!! – воскликнул Мотл. – Так ты правнук Краснодеревщика! А молчишь, как сирота казанская. Теперь понятно, почему тебя взяли в отдел «железной кровати».
– Мотл, не провоцируй! Дай постоять спокойно.
Мы не беседуем с мертвыми. Собственно говоря, беседовать на могиле не с кем, душа давно ушла и возвращается только раз в год, в день смерти, да и то ненадолго. Но есть на могилах больших людей скрытая нота, тонкий голос тишины. Если к нему прислушаться, узнать, войти в унисон, то заслонка на сердце может чуть-чуть повернуться.
Минут через пятнадцать я нарушил тишину:
– Так ты слышал о моем прадеде?
– Еще бы! Мне о нем «старые психи» сказывали. Известный человек был, только очень закрытый, на версту к себе никого не подпускал, лишь самых-самых. Г. к нему хаживал.
– Я почти ничего о нем не знаю. Несколько семейных историй, две старые фотографии. По словам