От неожиданности, у Галкина пересохло во рту. С досады он скорчил рожу и, кинулся в рыночную толчею, патруль следовал за ним. Остановившись, Галкин видел, что патруль не отстает. Войдя в «пропеллерное» состояние, Петя пошел навстречу, проскользнул мимо и, уже за воротами рынка, спокойно побрел к проходной. А, приблизившись, оглянулся и понял, что оторваться не удалось: патруль засек его и теперь, не спеша, приближался, уверенный, что от него не спрячешься. Вибрируя, Галкин скользнул в проходную и скоро был в штабе. В туалете, на сапожном станке – очистил от уличной пыли обувь, вышел и, уже в коридоре, попал на глаза заместителю начальника штаба.
«Вот что Галкин, – сказал капитан. – Зайдите ко мне».
– Есть!
Петя с готовность шмыгнул в кабинет.
– Я – по поводу сержанта Бульбы…
– А что с ним?
– Кажется, ему грозят неприятности. Кое-кто собирается его проучить.
Капитан (сам самбист) всегда хорошо относился к Тарасу, а заодно и к Пете, поэтому Галкин честно признался:
– Он мне не может простить тот прыжок.
– Да, вы здорово подвели своего командира!
– Знаю. Но что я могу теперь сделать? Он не хочет со мной разговаривать.
– Понимаете, ему угрожает опасность.
– Бульба себя в обиду не даст.
– Я надеюсь… Но на этот раз все серьезнее. Как говорится, «Нашла коса на камень». Вы знаете, почему целый месяц он лежал в госпитале?
– Он ничего не сказал.
– Они ударили его ногой в пах и что-то там повредили.
«Кто эти гады?» – притворился незнающим Петя.
– Я не в праве вам говорить. Это может плохо закончиться.
– Для Тараса?
– Для всех… И прежде всего для части. Нам ЧП не нужны.
– Понимаю.
– Командование даже подумывало перевести Бульбу в другую часть. Но ему осталось служить меньше года. И потом, могут достать везде – все равно мы виноватыми будем: не смогли воспитать.
– Извините, товарищ капитан, а вы на чьей стороне?
– На стороне части.
– Все ясно. Разрешите идти?
– Да, конечно.
– Капитан был явно разочарован таким завершением разговора.
«Хороший мужик, – отметил про себя Галкин. – Но и он не решается говорить все, что думает. Даже не признался, чего от меня хотел».
Приблизившись к писарской, Петя машинально расстегнул пуговку на груди, где под гимнастеркой прятал мягкую полевую фуражку. Но, подойдя к двери, насторожился и застегнул обратно. «А вот и он, собственной персоной!» – объявил Вовик, как только Петя показался в дверях. Он обращался