– Веди сыновей, Алёна.
– Троих? – уточнила та.
– А сколько у меня их, идиётка?!
– Мне-то почём знать? – Свекольная физиономия наньки сделалась еще краснее.
– Поумничай мне тут! – смутился царь Иван. – Давай их сюда, живо!
– Где же я их возьму на ночь-то глядя?
– Стражников пошли, пусть разыщут!
С хмурым видом нянька отправилась выполнять приказ.
– Два старых придурка, – проворчала она, выходя из опочивальни.
Старший сын, Арнольд, находился поблизости. В одной из комнат царского дворца он играл с друзьями в преферанс.
– Пика, – объявил Арнольд, глядя в карты. Одет он был в шелка и бархат, по последней моде, лицо имел желчное и был столь долговяз, что возвышался над игроками на целую голову. – Ну давай, граф, смелей, – поторопил он партнера слева, кося украдкой в его карты. – Сколько можно телиться?
– Трефа, – неуверенно произнес граф.
Третий игрок спассовал.
– Бубна, – продолжил торговлю Арнольд. – Обдеру как липку.
В этот момент вошел стражник и передал приказ царя сей же миг явиться пред его светлы очи.
– Игра, похоже, накрылась, обрадовался граф. – Чертовски жаль.
Арнольд нехотя поднялся из-за стола.
– Дурит папаша, – буркнул он, бросая карты. – Прошу прощенья, господа.
В это время средний сын, Бертольд, возлежал на персидском ковре в неких апартаментах. Он был весьма упитан и в кружевной своей рубахе выглядел, как слоеный пирожок. По бокам к Бертольду прижимались две полуголые хихикающие девицы, которые хватали с огромного блюда кусочки явств и совали царскому сыну в «клювик». Глаза Бертольда были блаженно прикрыты.
– А ну, Бертик! – потребовала одна из девиц.
– Индюшатина в ореховом соусе, – уверенно объявил Бертольд. – Вымочена в двухлетнем «Бордо» с лавровым листом, гвоздикой и кореандром. И, разумеется, черный перец.
Девица восторженно захлопала в ладоши.
– Бертуля, а это? – Её подруга положила в рот испытуемому очередной кусочек.
Бертольд не колебался ни мгновения.
– Страстбургский паштет, – отрапортовал он. – Гусиная печень, сливочное масло, корень петрушки с добавлением…
Тут без стука вломился стражник и передал среднему сыну приказ явиться в царскую опочивальню. Бертольд скривился будто хлебнул чистого уксуса. Затем встал с ковра и стряхнул с себя крошки.
– Разрази меня гром! Пока, мои перепелочки.
– Государственные дела, да? – капризно полюбопытствовала одна из «перепелочек».
Бертольд процедил сквозь зубы:
– Дерьмо собачье. С горчицей и с хреном.
Тем временем младший сын, Василий, в дворцовом парке упражнялся в стрельбе из лука. Он был в холщевых портках, в рубахе, и босые ноги его бесшумно ступали по траве. Соломенное чучело, служившее для него мишенью, освещала