Санитары молча исполнили его приказ.
– Вот, возьми, – заведующий протянул сумку. – Здесь бинты и мази. Будешь делать доктору Гордону перевязки. Когда всё закончится, то… – он осёкся и замолчал, увидев, что Хагай открыл глаза.
Когда их взгляды встретились, заведующий побледнел, руки его задрожали, и… Хриплым, срывающимся от волнения голосом он сказал:
– Прости, коллега, я вынужден так поступить. Я…
Он замолчал, подыскивая подходящие для оправдания своего поступка слова и не находя их.
– Я тебя понимаю, ты так поступаешь не со зла, – прошептал Гордон и, как ни старался крепиться, не смог удержать слёз. – Так ты спасаешь мою жизнь, я тебя понимаю.
– Если бы немцы застали тебя в палате, то… – заведующий запнулся и с усилием продолжил: – Они убили бы не только тебя, но и…
– Йоханан, вези меня отсюда, – прошептал Хагай. – Я представляю серьёзную опасность для больницы, в которой проработал много лет и считался неплохим хирургом.
– Я сейчас… Это я мигом, – сказал Йоханан, разворачивая тележку и толкая её перед собой. – Я отвезу тебя к себе, уважаемый доктор. Я человек простой, ты же знаешь, и не боюсь, что придут ко мне немцы, увидят тебя, и… Мне уже восемьдесят лет, и как говорил мой любимый дедушка, умирая: я просто счастлив, дети мои, что не увижу больше никогда свою чёртову швейную машинку.
Что-то бормоча под нос, он спешно перекатил тележку с Гордоном через наводненную немецкими солдатами улицу, свернул в, казалось бы, тихий переулок, и вдруг…
– Хальт! – остановил его властный окрик, и Йоханан замер, увидев перед собой патруль. Три солдата и полицай в штатском смотрели на него. Запылённые сапоги, длинные шинели, каски на головах…
– Аусвайс?
– Ч-чего? – не поняв вопроса, переспросил Йоханан, бледнея.
– Господин офицер требует предъявить документ, жид трухлявый, – объяснил полицай.
– Аусвайс! – снова потребовал фельдфебель, протягивая руку.
– Нет у него документов, господин офицер, – обратился к нему на плохом немецком полицай. – Еврей он, а евреям аусвайсы пока ещё не выдавали.
Тогда фельдфебель перевёл тяжёлый взгляд на тележку, в которой лежал со стиснутыми зубами Хагай. Увидев перевязанные кровавыми бинтами культи, он брезгливо поморщился:
– А это что?
– Сейчас узнаем, – ответил полицай с готовностью и, посмотрев на оцепеневшего Лейбовича, прикрикнул:
– Эй, жид, а что за кусок мяса в твоей тележке валяется?
– Э-это доктор Хагай Гордон, – едва владея от страха языком, ответил Йоханан. – О-он п-попал под б-бомбёжку, и… И е-ему а-ампутировали н-ноги.
– А куда ты его чалишь, христопродавец? – повысил голос полицай.
– Д-домой, – прошептал Йоханан. – Его д-дом разбомбили, с-семья п-погибла, и я…
Полицай перевёл его слова фельдфебелю.
– Застрели их и догоняй нас, – распорядился тот. – Только шнель,