Джон прошел мимо лошадей в тесный угол, где спали рыцари, и тонкие одеяла буквально перекрывали друг друга. Он взял кожаный мешок, в котором лежали его шлем, запасная туника, простая палатка, шерстяное одеяло и молитвенник. Самое ценное, что у него имелось, уже было на нем: кожаные сапоги и бриджи; кольчуга, свисавшая до колен; высокий, в форме воздушного змея щит, закинутый за спину; на поясе висели отцовский меч и маленький мешочек с несколькими медными монетами и точильным камнем.
Джон поднялся наверх, надев на плечо мешок с вещами, и по трапу спустился на берег. Несколько человек стояли на коленях и целовали землю, Джон присоединился к ним, перекрестился и вознес молитву Деве Марии, поблагодарив ее за благополучное окончание морского путешествия.
Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он бежал из Англии, имея при себе лишь меч и доспехи. Он встал в ряды крестоносцев в Уормсе и прошел вместе с ними через великие города, такие, как Салоники, Константинополь и Эфес. И вот наконец он в Утремере, на Святой земле. Джон поднялся на ноги и сделал глубокий вдох: обычные запахи порта – свежепойманной рыбы и соленого морского воздуха – мешались с пряными ароматами расположенного неподалеку рынка – женских духов, жарящегося мяса, дрожжевого хлеба и благовоний.
Последовав примеру своих товарищей, Джон достал шлем и надел его на голову. Время близилось к полудню, солнце палило нещадно, и Джон то и дело вытирал пот со лба, разглядывая диковинный рынок. Всего в нескольких футах от него два сарацина с оливковой кожей и в белых бурнусах – свободных плащах с широкими рукавами – продавали мечи и ножи. Джону еще не доводилось видеть такое оружие, гладко отполированную поверхность которого украшал темно-серый переплетающийся орнамент.
– Что они здесь делают? – спросил один из рыцарей, показывая на сарацинов. Его звали Аалот, но все называли Одноглазый. Он отличался болтливостью и утверждал, что потерял глаз, сражаясь с англичанами в Нормандии, однако Джон слышал, что это дело рук обиженной проститутки. – Я думал, мы приплыли сюда, чтобы хорошенько отделать песчаных демонов, а они спокойненько себе торгуют в нашем христианском городе.
– Успокойся, Одноглазый, – приказал ему Эрнаут. – Мы будем вести себя тихо, никаких безобразий.
Одноглазый протестующе развел руки в стороны:
– А я и так себя тихо веду.
Он повернулся к Кролику, самому молодому в отряде рыцарю, которому едва исполнилось тринадцать. На самом деле его звали Уден, но ему дали прозвище Кролик в основном потому, что у него начинал смешно подергиваться нос, когда он нервничал, а еще из-за больших ушей, особенно выделявшихся на фоне худого веснушчатого