А потом меня будто потянуло вниз, и я почти ощутил удар задницей о землю.
– Вот так это примерно и выглядит, – сказал брат Пон, удовлетворенно потирая руки.
Я попытался что-то сказать, но не смог, лишь подвигал губами, изображая выброшенную на берег рыбу.
– В магазин надо сходить сегодня, – продолжил монах. – И сделать это должен ты. Отправляйся.
Я кивнул и поднялся.
О собаках я в этот момент и не вспомнил.
До деревни я добрался в совершенно спокойном душевном состоянии.
На том месте, где меня не так давно встретили лаем, рычанием и щелканьем клыков, даже не приостановился. Про испытанный страх подумал, но не дал ему овладеть собой, не ускорил хода, не стал озираться по сторонам, продолжил дышать так же ровно и шагать неспешно.
Может быть, оттого, что я не боялся, а может, потому, что солнце нещадно палило… Но ни одной собаки я не встретил.
В деревне все было точно так же, как и несколько дней назад, – неподвижный старик под навесом, жужжащие над ним мухи, наполовину пустая бутылка рома. Взрослые смотрели на меня без любопытства, дети таращили глазенки и шептали «фаранг».
Занервничал я, только входя в магазин…
Вдруг брат Пон ошибся или хозяин забыл, что он должен передать в Тхам Пу?
– А, хай-хай, – сказал тщедушный обладатель цветастой рубахи и гнилых зубов. – Реди-реди.
Последнее означало, видимо, что он готов к моему визиту.
Из-под прилавка явился тяжелый угловатый сверток, источавший горький аромат. Осторожно, чтобы ни в коем случае не уронить, я положил его в сумку и, не произнеся ни единого слова, покинул магазин.
Пересек деревню в обратном направлении, последний дом остался позади, и тут в кустах справа мелькнула мохнатая черная тень.
– О нет… – успел прошептать я, и тут свора ринулась на меня.
Ожесточенное гавканье разорвало послеполуденную тишину в клочья.
Рыжий пес с подпалинами оказался шустрее всех, и именно ему я залепил ногой по морде. Он взвизгнул, отскочил, но черный вожак уже вцепился в край моего одеяния, а еще кто-то тяпнул меня за лодыжку.
Боль вызвала не только страх, но и ярость.
– Ах вы твари! – заорал я и, к удивлению своры, бросился в атаку.
Взвизгнул получивший пинок по ребрам пес, второй захромал, припадая на отдавленную лапу. Злобный лай сменился обиженным скулежом, и собаки бросились врассыпную, поджав хвосты.
Я остался в одиночестве, дрожащий, тяжело дышащий, со вскинутыми кулаками.
Укус на лодыжке выглядел неглубоким – несколько царапин, выступившие там и сям капли крови. Но кто знает, какую именно гниль и дрянь жрала собака до того, как попробовать меня на вкус?
Так что в сторону храма я зашагал в мрачнейшем