составляющую партийной среды, сместив баталии за власть в уродливое, безобразное поле анонимных подковерных игр. Доносы и ранее не считались низким делом, но сейчас, в ситуации бесконечных номенклатурных поединков, они расцвели пышным цветом. Желающих попасть в круги власть имущих было значительно больше, чем достойных постов в партийной элите. Не стал исключением и любовник Аркадии. Анонимная кляуза настигла Василия Ивановича, как это водится, внезапно: дескать, попрал он социалистические семейные ценности, позабыл про супругу, развлекается с актрисулькой из местного драматического театра. И партийная совесть товарища N не позволяет ему спокойно смотреть, как гибнет его товарищ, которому просто необходимо вернуться в семью, в работу, в партийную колею… Аркадия очень хорошо помнила звонки, раздававшиеся в любое время суток в уютном гнездышке, которое свил ее любовник, и истеричный женский голос, вопивший в трубку: «Змея подколодная! Сука!» Помнила, но не любила вспоминать и свой визит в партийную организацию, куда она пришла в элегантном костюме, застегнутая на все пуговицы, закрытая наглухо кружевными перчатками, шляпкой-таблеткой с вуалью, окутывавшей большую часть лица. Аркадия не забыла, как ее журили, как ребенка, принесшего домой двойку. Но это воспоминание, которое она перезаписывала с помощью своей памяти, уже не вызывало чувства тошноты и гадливости… Может быть, еще и потому, что после Василия Ивановича был Петр Дмитриевич, а потом… Кто же был героем ее следующего романа? Она уже и не помнила… Ведь все атрибуты ее принадлежности к власти оставались прежними и даже прирастали со временем. А как иначе? Ведь она ─
Небожительница…
Примадонна…
Актриса…
Она жила так, скучая от сытости, немного презирая людей, которые ей эту жизнь обеспечивали. Единственное, что ее терзало в те годы, отсутствие всякой связи с отчим домом. С матерью они давно стали чужими людьми. И хотя Аркадия пестовала в своем сердце обиду на мать, ей становилось не по себе при мысли, что бы сказала ей Полина Андреевна, оценивая ее образ жизни. Леденяще холодно становилось… «Блудница! Покайся… Приди в церковь! Все юбками трясешь! Глаза бы мои тебя не видели… У-у-у-у, срам-то какой!» Что с ней случилось после смерти отца и самоубийства сестры? Как будто вся ее боль трансформировалась в жгучую ненависть, направленную на Аркадию. Нет, они никогда не были близки. У Полины Андреевны был сложный характер: надменный, неровный, вспыльчивый. Но ее преданность отцу, любовь к нему, в которые Аркадия никогда не верила, оказались такими же неизбывными, как и ее эмоциональная недоступность в отношении дочерей. Жаль, что это стало очевидным для Аркадии только после того, как отец ушел ─ внезапно, мгновенно, безвременно. А ведь она уже была готова простить мать… Она растила их с сестрами, в эвакуации везла на себе дом, надрывно работала, оставаясь при этом прекрасной хозяйкой.
