Старый телефон, старая одежда, старые записи… Все старое. Ничего не было, вообще ничего не было. Эта чертова будка – трижды проклятая будка – стерла не просто историю – она стерла лучшую часть жизни. Их совместной жизни.
Чувствуя, как по щекам катятся слезы, Лайза резко и плотно прижала грязную ладонь к губам – не сделай она этого, и на всю летнюю утопающую в жаре улицу раздался бы тоскливый вой.
Нет, нет, нет, все не так, все совсем не так! Одежда пропала, кольцо тоже – пусть, но Мак помнит, должен помнить – он не смог бы ее забыть!
Он тебя не знает.
От ввинчиваемых внутренним голосом фраз Лайзе становилось настолько муторно, что мыслительный процесс тут же прерывался, замерзал, чтобы через секунду, перешагнув через ненужную версию, выдаваемую паникершей-логикой, продолжить выстраивать новые теории случившегося.
Будка просто пошутила с одеждой и вещами – всего лишь!
И с годом.
Может, все-таки ошибся продавец? Или, может, она действительно все это время жила в двести шестнадцатом году, а с Маком они познакомились в двести пятнадцатом?
Сегодня утром был двести семнадцатый, и ты прекрасно это знаешь.
«Не знаю! – хотелось кричать ей ненавистному голосу. – Не знаю! Не знаю! Я больше ничего не знаю».
Теперь она сидела на лавке в ближайшем сквере, куда добрела на автопилоте, – грязная, напряженная, взвинченная до упора и одновременно подавленная – и смотрела на колышущиеся по асфальту тени ветвей и мелькающие среди них солнечные зайчики. Под ногами валялась пустая сигаретная пачка; вдали радостно сверкали струи фонтана; в чаше, спасаясь от жары, купались воробьи.
Где она живет? Где она жила до того, как переехала к Маку?
В квартире на Оушен-Драйв.
Эта мысль показалась Лайзе настолько же дискомфортной, как если бы кто-то попросил ее переобуться из новых туфель в старые неудобные тапки. Нет, она давно их переросла. Как переросла и ту квартиру…
Вновь захлестнуло отчаяние. Гребаная почта! Зачем она забрала ее с собой? Оставила бы в ящике, и плевать на последующие санкции. Санкции… Да любые наложенные санкции были бы лучше того, что случилось теперь!
Мак, Боже, Мак… ты ничего не знаешь… Где-то там, в будущем, твоя Лайза никогда не вернется домой, а ты, наверное, будешь ждать.
Она представила его удивленное лицо при входе в пустой дом: тихие комнаты, висящая в шкафу одежда, все еще смятое покрывало, остатки круассана в мусорке, магнит «Я тебя люблю» на холодильнике – на нем синий мишка обнимает другого, розовую девочку с цветочком в руках. Туда Лайза уже не вернется. Не войдет в двери, не крикнет радостно: «Это я, любимый», не бросится в распростертые объятья, не зароется носом в пахнущую туалетной водой майку, не почувствует, как теплые пальцы перебирают на затылке волосы…
Она не вернется туда, потому что теперь сидит здесь. На лавочке. А в той временной ветке уже ничего не произойдет – она оборвалась, наверное. Или обрекла Мака на одиночество.
Сердце и горло сдавило одновременно.