– Представьте, я его знаю, – встрепенулся репортер. – Имел несчастье познакомиться на похоронах Ющинского. Но ведь Голубев всего лишь студентик. Чем он вас застращал?
– Вам легко говорить, вы птица вольная. Голубев, точно, недоучившийся студентик. Только он грозится пойти к митрополиту и генерал-губернатору, и, будьте покойны, секретаря патриотического Союза молодежи везде примут и обласкают. Были бы против Приходько настоящие улики, плевал бы я на Голубева и иже с ним. Однако улик нет – вот в чем беда! Теперь этому делу свободно могут придать соответствующую окраску, дескать начальник сыскного отделения по наущению евреев арестовал невиновную женщину. Не знаю, как поступить? Отпускать ее не хочется, с другой стороны, и держать под стражей нет оснований.
Высокие двери собора распахнулись, и на пороге появились диаконы в серебристых стихирах с фонарем и образами. Под тихое пение «Воскресение твое, Христе Спасе» за духовенством двинулись люди с зажженными свечами, продетыми в бумажные кружочки, чтобы не обжечь руки горячим воском. Бесчисленные огоньки сливались в широкую огненную реку, словно храм извергал поток лавы. Толпа подхватила Бразуля и Мищука, и они влились в общий поток, медленно продвигавшийся вдоль ограды. В крестном ходе принимало участие столько людей, что передние ряды уже обогнули собор, а последние еще только выходили из дверей. Колокольный перезвон становился все мощнее и оглушительнее. Двери собора, выпустив последних участников крестного хода, затворились. Внезапно умолкли колокола, и перед собором началась утреня. Духовенство запело:
– Да воскреснет Бог и расточатся враги его…
Бразуля невольно захватило общее воодушевление. Как он ни сопротивлялся этому чувству, на него нахлынуло радостное умиление. Когда епископ Назарий провозгласил: «Христос воскресе!», а в ответ раздался ликующий многоголосый хор: «Воистину воскресе!», на глаза Бразуля навернулись слезы. Чтобы стряхнуть с себя этот дурман, он наклонился к Мищуку и, стараясь выдержать насмешливый тон, шепнул:
– Благостная картина. Хочется каяться и просить прощения у ближних…
Он осекся, увидев взволнованное лицо сыщика. Размашисто перекрестившись, Мищук ответил:
– Как вы правы! Величественный момент! Забываем, что нам, православным, надлежит быть милосердными. Я помолился Господу, и молитва просветлила мое сердце. Утром съезжу в дом предварительного заключения и распоряжусь освободить Александру Приходько. Пусть хоть Светлое Воскресенье проведет по-христиански. Арестовать ее снова всегда успеем.
Глава четвертая
На Лукьяновском